Учелло в Венеции – такой же чуждый чужестранец, как и тот, кто о нем вспомнил, ведомый непредсказуемым клубком ассоциаций сквозь каменный сад, к примеру, Каннареджо.
Возможно, он нужен для того, чтобы в сюжете возникла тайна, связанная с птицами (хотя бы и с теми же попугаями, которых нет на картинах Учелло), точно мне самих венецианских тайн и секретов мало!
Достаточно внимательно перечесть Вазари для того, чтобы сюжеты запрыгали как блохи: комплексы его дают пищу для новелл и литературных измышлений в превеликом множестве, поскольку жизнеописатель не хочет (или не может) скрыть предельной предвзятости, что означает очевидное: в действительности многое из того, про что он рассказывает, было совсем иным.
Как минимум, с другим знаком или смысловыми акцентами: в XXI веке фигура «ненадежного рассказчика» такое же обыденное явление, как ангелы и чудеса явленных людям святых во времена, когда Тициан еще не умер от чумы, а Тинторетто ненавязчиво ему оппонировал. Одним только фактом своего существования.
32
Они, кажется, и жили не так уж далеко друг от друга, в пределах одного района. Недавно прочитал, что дом Тициана выставлен на продажу и его может купить любой желающий за вполне доступную (умопостигаемую) цену.
33
Впрочем, венецианских художников Вазари, кажется, не особенно любил и критиковал еще сильнее, нежели флорентийцев: очерк о Тициане появился лишь во втором издании «Жизнеописаний наиболее знаменитых живописцев», многие первородные мастера не упомянуты вовсе, а Тинторетто, величайший венецианец всех времен и народов, так и не заслужил у него отдельной главки. Всю информацию о нем Вазари «вклеил» в рассказ о более модном тогда венецианском живописце Баттиста Франко. Слышали о таком?
Между тем без Тинторетто в Венеции никак. Гений места, можно сказать, окончательно видоизменивший Венецию. Не внешний лик ее, но, что ли, метафизическую начинку, пролившись на город золотым дождем, как Зевс на Данаю. Причем в самых разных местах, от темечка до пупка.
34
Интересный, кстати, момент, с Тицианом-то. В Венеции нет места, в котором Тициан конденсировался бы до полной незаменимости, до состояния центра. Даже самые важные его работы здесь – гарнир к конкретному месту, но не само место, невозможное без Тициана. Разве церковь Мадонна делль ‘Орто или скуола Сан-Рокко дееспособны без того, что сделал Тинторетто?
Между тем «Вознесение», главный шедевр Тициана, застрявший в Венеции, нарочно «затачивался» под архитектуру Фрари, то есть был сущностью изначально вторичной. Что, между прочим, и показывает картина Джузеппе Борсато 1822 года, изображающая «Галерею Академии», на которой видно, что «Ассунта» включена в тесную экспозицию главного венецианского музея и очень даже неплохо, хотя и несколько стесненно, себя там чувствует.
То есть картину носили туда-сюда, видимо, вывозили вместе с наполеоновскими войсками или эвакуировали во Флоренцию, спрятав святыню от захватчиков, позже возвращали – сначала в город, затем в музей… и – ничего, Фрари как стояла, так и стоит.
Я к тому, что по каталогу, даже в Галерее Академии числятся всего четыре картины Тициана. Две проходные, две важные (безусловные шедевры – «Введение Марии во Храм», сохранившаяся на той стене, для которой изначально она и была задумана, а также последняя, предсмертная «Пьета», созданная Тицианом для своей могилы, но несколько подпорченная Пальма, нарисовавшим в ней ангела с факелом), однако самый лучший Тициан, разбросанный по музеям всего мира, на выезде.
Ирония ли судьбы (известных, великих и модных больше ценят, поэтому чаще подделывают, похищают, покупают, развозят по столицам) или все же леденящая воображение закономерность: раз уж Тициан – еще одно «наше все», столп цивилизации и универсальный гений, выразивший красоту мира и принадлежащий миру, то и смотреть его следует в других местах?