Музей Восковых фигур

Паганини изменился в лице и что-то пробормотал.

Мне уже приходилось слышать от путешественников по Италии это имя. Любители рассказывали про него чудеса.

— Mesdames et messieurs, — продолжал Тюрто, — рекомендую вам: синьор Николо Паганини, когда-то первый скрипач в Лукке, при дворе принцессы Елизы Бачиоки. Я его знал в Италии более как любителя карт и никак не ожидал, чтобы он так играл на скрипке… Он играл в карты, как черт, а черт завистлив и стал его обыгрывать… Вероятно, это и заставило его вернуться к инструменту. Явление исключительное. Так, может быть, и стоит играть. Такой игрой можно укротить бурю на океане… Не правда ли, князь? — прибавил Тюрто, весело улыбнувшись и скользнув взором по лицу маркизы.

Но тут произошло странное явление. Паганини уронил голову на грудь, отклонился на спинку кресла, в котором сидел, и закрыл глаза…

— Что с ним?! — встревоженно спросила маркиза. — Ему дурно!.. Вам дурно?

При звуке ее голоса Паганини открыл глаза; в них отразилось восхищение.

— О, meravigliosa apparizione![6] — прошептал он и вновь закрыл глаза.

— Оставьте его, signora, — отвечала за него молодая итальянка, бросая мрачный взгляд на маркизу. — Это от грозы… Он вчера ее еще предчувствовал и не спал целую ночь. Позвольте нам воспользоваться вашим гостеприимством и отдохнуть.

Мы их оставили и вернулись потихоньку в залу.

— Как он красив!.. Как он удивительно был красив! — говорила вполголоса маркиза своей кузине.

Остаток вечера маркиза только и говорила о Паганини и на мои ухаживания, особенно нежные на этот раз, обращала мало внимания. Перед тем как расходиться спать, она меня даже просила зайти к музыканту и узнать об его здоровье. Однако мне не удалось поговорить с ним. В дверях я встретил выходящего от него Тюрто, который мне сказал:

— Вы к нему… Я был уверен, что вы к нему зайдете, но его нельзя видеть. Он нездоров и спит. Если вы не верите, что он спит, то посмотрите!

Я приотворил дверь. Паганини лежал полураздетый на софе со сложенными на груди руками и, благодаря своей бледности, походил на мертвеца. Его спутница Антония сидела у его ног и смотрела на него печально и мрачно.

— Не правда ли, он походит на труп? — говорил мне Тюр-то, провожая меня в мою комнату. — Вот «удивилась» бы наша великолепная маркиза, если бы узнала, что у нее в замке гостит покойник… хо, xo!.. А она-то в него, вы заметили, сразу влюбилась… Это бывает редко, но случается… Ее сердце заключено теперь в его скрипке, как голубь в когтях у ястреба… Что вы так бледны и печальны, князь? Вам нездоровится? Если позволите, я немножко у вас посижу…

Он уселся против меня в кресло и налил себе и мне по полному стакану вина. Тут я заметил, что Тюрто имел вид человека, выпившего лишнее…

— Обыкновенно говорят, — продолжал он, — что нельзя гнаться за двумя зайцами, и человек, предавшийся музам, должен соблюдать умеренность; иначе ничего не достигнешь… Паганини составляет исключение… В ранней молодости он увлекался азартной игрой до того, что даже проиграл скрипку великолепного Гварнери, которую ему подарил в Ливорно один француз. Я с ним познакомился в одной таверне, когда без денег, без скрипки, он проклинал свое существование и говорил, что заложит свою душу черту, если его полюбит какая-нибудь знатная и красивая дама. И что же? Одна графиня не только его полюбила, а прямо-таки похитила и три года удерживала его в своем замке. За эти три года она до того ему надоела, что он опять клялся перезаложить свою душу, лишь бы ему вернули его скрипку… И что же? Скрипка вернулась (заметьте: неизвестно, кто ее принес), и артист бежал от своей Цирцеи. Но говорят, что это был уже не Паганини, а только труп его, в который вселился один из слуг сатаны. С этого времени он начинает метаться из стороны в сторону, неожиданно уезжает, иногда ночью, из одного города в другой; то он в Италии, то в южной Франции, то неизвестно где… Говорят, что он связан с шайкой бандитов какими-то преступлениями… А вы заметили, князь, как «она» на него смотрела? Как это все странно: если бы женщин не было, не было бы и искусства, а между тем никто так не губит искусство, как та же женщина… Вот и подите!.. Но вы, кажется, утомились, слушая мою старческую болтовню. Засните, засните, дорогой мой…

Не знаю, долго ли он еще говорил, но я не заметил, как он вышел…

IV

Я безумно влюбился в маркизу, а она ко мне охладела. Я безумно сожалел, что, умея играть на скрипке, я не сделался виртуозом, т. е. не продался так же точно сатане, как Паганини… Я унизился до того, что на коленях объяснялся с маркизой, просил у нее в чем-то прощения, но мои мольбы были встречены вежливо, но холодно. Она скоро уехала под каким-то предлогом в поместье своей кузины, меня туда не пригласили, и я впоследствии узнал, что она направилась далее, на юг, чтобы вновь встретиться там с Паганини.