Муж для дочери Карабаса

– Иметь возможность влиять на тебя, давить. Заставлять поступать так, как ему удобно.

– Неужели для этого надо такое устраивать? Можно же договориться. Попросить наконец.

– Не всегда можно договориться. И уж тем более с Мезенцевым. Ты должен понять – он такой человек, человек власти. Я его раскусила потом. Он очень любит власть. Любую. Над кем угодно. Для него дело принципа «владеть» человеком.

– Я знаю это.

– Ну, вот тебе и ответ. А у вас дела общие.

– Ты и это знаешь?

– Я ничего не знаю, это просто вытекает из его слов и поступков. Кстати, в жесточайшем тоне мне было приказано не допускать никакой близости. Он, понятное дело, выразился грубее. Ты же понимаешь, шантаж – это одно, а толкать собственного зятя к измене – это совсем другое.

– А если бы ты нарушила этот приказ.

– Не знаю. Даже не хочу думать, что бы было. От него многое можно ожидать.

– Вот же сволочь! – Хитров пришел в себя. В его голове наконец уложилась эта мерзкая схема тестя. Так все просто – красивая девушка, отношения, все становится известно Мезенцеву и потом или развод, или полное подчинение.

– Да, уж, не ангел, – Вика вздохнула, – он такой по сути. Он любит так обращаться с людьми. Он любит управлять, обманывать, делать вид, что все происходит без его участия, но на самом деле он руководит всем и потирает руки. Потому что всегда выходит так, как он хочет.

– Вика, спасибо. Хорошо, что ты мне все рассказала. Хотя слово «хорошо» здесь не очень уместно. Я пойду к себе.

– Конечно. Ты знай, мне стыдно за эту поездку. Ты столько денег потратил, столько сил. А я так по-свински молчала. Все то же самое – сначала я поступаю, потом жалею и извиняюсь. Сначала я осознанно делаю ошибки, потом прошу прощения.

– Я рад был все это сделать для тебя. Мне было приятно видеть твою радость.

– И в то же время я ужасно мучилась.

– Ерунда. Ты вообще ни в чем не виновата. Дело не в тебе. Понимаешь, дело в нем. В Мезенцеве. Есть большая разница между теми, кто оступается, и теми, кто планирует чужие грехи. К тому же мы с тобой только познакомились. А его я знаю почти всю жизнь. С ним дружат мои родители. Я вырос на его глазах. Он старится на моих. Его дочь – моя жена. Ты понимаешь, о чем идет речь?

– О подлости.

– Правильно. Я пошел к себе. Спокойной ночи.

Леонид хлопнул дверью. У себя в номере он позвонил портье, заказал себе водку, сигареты и устроился на широком балконе. Под ногами гудел город, в порту раздавались гудки лайнеров, тренькал поздний трамвайчик, слышался смех. Хитров пил водку, курил сигарету за сигаретой и пытался понять, что же все-таки произошло. Только один раз он выскочил из номера и постучался к Вике.

– А вот то платье, свадебное – оно тоже спектакль? Театр? Специально для меня?

– Нет, свадьба настоящая, платье тоже. Мне просто было так тошно от всего. Понимаешь, пропадать, так пропадать! Со свадьбы сбежать, предложение Мезенцева принять. Я воспользовалась моментом и сбежала. Позвонила Мезенцеву, сказала, что еду в Москву. Мезенцев сказал, что ты будешь там, в этом кафе.

– Понятно. Так все просто. А я накануне узнал об этой встрече. Ловко он все устроил.

– Не в этом кафе, так в другом. Да, я бы все равно тебя нашла. Он же был в курсе всех твоих поездок. Мезенцев сам так сказал.

– Но ведь я тебе сам дал визитку? Я! Не ты спросила у меня телефон.

– Все оказалось намного легче. Ты пьешь? – Вика внимательно посмотрела на лицо Хитрова.

– А ты в такой ситуации пошла бы мороженое есть? – рассмеялся Хитров и, покачиваясь, отправисля к себе.

Оставшиеся два дня они никуда не ходили, пытались обменять билеты, но в результате улетели в назначенный срок. Между ними не осталось ничего, кроме опустошения и жалости друг к другу.

Нет лучше лекарства от душевных ран, чем генеральная уборка. Начинается она тяжело, с раздражения, с неохоты и даже злости. Иногда швыряется что-то из одежды и обуви. Кажется, что мероприятие – наведение порядка в своем собственном доме – это наказание, и такое жестокое. Болит душа, хочется бросаться на стенку от безысходности и боли. А еще лучше лечь на диван, уткнуться в подушку и плакать. Долго, громко, а потом, устав, свернуться калачиком и тихо поскуливать. Но нужно аккуратно стопочкой складывать футболки и сворачивать в комочки носки… Ольга раскрыла гардеробную и окинула ее взглядом. Одежда кое-где висела аккуратно, а кое-где – как попало. Из незадвинутых ящиков выглядывало белье, сумки завалились на бок и мешали зонтам, которые когда-то были аккуратно разложены на полке. Сверху свесился плащ, который второпях зацепили за крючок для пакетов. Работы было много и осталось только решить, с чего же начать. Завтра должен был вернуться Леонид. Ольга, всю неделю переживавшая из-за явной измены мужа, из-за того, что все чаще и чаще отец резко и грубо отзывался о зяте, из-за неудачи со зданием для школы, решила, что уборка в доме ее отвлечет. Занятия с безделушками, нарядами, небольшая перестановка мебели – все это, в конце концов, женщину захватывает и уводит от бесконечности вопроса: «Почему? Почему у меня так все плохо?!»