Муж для серой птички

— В тебе нет зла. Мыслей нет дурных. Ты отличаешься от них. И Весий отличается. Вы какие-то другие. Видите то, что скрыто, — она прижалась своим лбом к его. — Будущее у тебя хорошее. Дети. Солнце. Ты хороший человек, а хорошее всегда к хорошему притягивается. Я во сне видела. Такие сны сбываются. Я и пожар видела, но не обратила на это внимание. Потом поплатилась. И вашу крепость видела. Во сне. Как вы ее строили. А сегодня ты снился. Вокруг дети мелкие. Крепкие такие. И ты счастливый. Хороший был сон.

— Раз сон хороший, тогда почему плачешь?

— Потому что он хороший. Там тепло было, а тут холодно, — прошептала она.

— Так затопим печку и вновь нагреем комнату. Ведь все в наших руках.

— Не все. Некоторые вещи изменить не получится, — возразила Мируша.

— У тебя с утра какое-то очень уж грустное настроение, — не выдержал Силий.

— Сон был хороший.

— А если бы был плохой, то настроение было бы лучше?

— Ты не понимаешь, — она отвернулась.

— Так объясни, — потребовал Силий, который уже начал терять нить разговора, понимая лишь то, что чего-то с птичкой происходит, а он это не замечает.

— Я детей иметь не могу. У меня шрамов много. И страшная я, — выпалила Мируша. Еще и с вызовом посмотрела на него, словно готова была отбить нападение, если потребуется.

— Есть такая сказка про одну женщину дурную. Пошла она в погреб за маслом. Увидела, что ее муж топор над входом оставил и испугалась. Расплакалась, потому что представила, что был бы у них сын, спустился бы в погреб и получил бы этим топором по лбу. Так и у тебя. Тебе приснился сон. Сбудется, не сбудется — это сон. Даже если ты можешь видеть будущее, то это одна из его версий. Что такое жизнь? Это перекресток. Вот стоим мы на этом перекрестке и каждый раз выбираем тропинки, по которым идти собираемся. Ты и увидела одну из тропинок, — сказал Силий, проводя ладонью по волосам. — Насчет шрамов и возможностью детей иметь

— я связи не вижу. Вон, у меня тоже шрам на руке есть. И на животе отметина. Двое детей имею. А если и не можешь, то какая разница? Ты мне не для этого нужна.

— А для чего? — спросила она. — Для чего я тебе нужна? Чтоб под одеялом лапать?

— Почему сразу лапать? Так говоришь, как будто я тебе чего-то плохое сделать собираюсь. Сама же говоришь, что зла от меня не чувствуешь, так чего боишься?

— Ничего я не боюсь. Но и так сразу ко мне в кровать лезть — это…

— Птичка, ты запуталась. Сама меня пригласила. Сама поцеловала. Теперь в каких-то обманах обвинить пытаешься? Не получится, — перебил он ее.

Он коснулся ее губ. Мируша попыталась отстраниться, но вместо этого лишь сильнее к нему прижалась. Руки сами обвили его за шею, прижимая к себе. Губы с такой горячностью ответили на поцелуй, что Силий опять от нее потерял голову. Пришел же в себя, когда пытался стянуть с Мируши рубашку, а она ее возвращала на место.

— Не могу днем, — ответила Мируша.

— Чувствую ты из меня всю душу вытащишь, — сказал он, резко поднимаясь с кровати. Она слышала, как он натянул сапоги, как хлопнула дверь. Слезы потекли по щекам. И что? Сама виновата. Зачем все это затеяла? Хотела добрый поступок сделать. Так он-то все понял иначе. И она почему-то себя так повела, как будто на шею первому встречному кидаться для нее в порядке вещей. Вот он ушел, только на душе почему-то стало плохо. Мируша зарылась лицом в подушку.

Скрипнула дверь, но Мируша даже не услышала этого. Она так углубилась в свои переживания, что ей было не до незваных гостей. Поэтому она удивилась, когда около печки раздался шорох. Силий решил растопить ее. Поставил на печку чайник. Мируша наблюдала за ним искоса. Стоило ему повернуться, как она опять спрятала лицо в подушку. И ведь понимала, что ведет себя как дура, но ничего не могла с собой поделать.

— Я думала ты ушел.

— Ага, оставил тебя подушку слезами поливать. Сейчас хоть какой повод, чтоб плакать? — спросил Силий, разрезая яблоко на две половинки. Одно он протянул Мируше. Она повернулась на бок, накрылась с головой одеялом и стала грызть яблоко. Силий понял, что ответа не дождется, поэтому решил продолжить разговор.

— Ты меня боишься?

— Не знаю. Я с такими людьми, как ты, не сталкивалась раньше. Был бы ты симпотичный, так можно было бы о тебе повздыхать. Но тогда ты на меня не обратил бы внимания. А ты какой-то настоящий. Тебя потрогать рукой можно и ты не растворишься туманом. И когда ты меня трогаешь, то какие-то такие чувства поднимаются, что даже передать не могу. Словно душа вот-вот вылетит. И сразу страшно становится, что все закончится и будет таким простым, как обычно, а мне все это показалось. А потом становится страшно, что и дальше будет также, приятно. И тогда я потеряю себя. Когда же все закончится, то мне себя найти будет сложно. Ты говоришь много красивых слов. Приятных слов. Они искренние здесь и сейчас, но

потом…

— Потом все закончится и ты останешься одна с разбитым сердцем.

— Как-то так, — ответила Мируша, выглядывая из-под одеяла.

— Давай поженимся?

— Совсем сдурел? Это не смешно.

— А я и не смеюсь. Пойдем к Весию и попросим, чтоб он при свидетелях добро

дал.