Муж и жена

Сэр Патрик пришел туда же выпить с гостями чаю, он все еще пребывал в сомнении, что делать дальше. Один взгляд на печальное личико Бланш, на ее изменившиеся манеры решил его сомнения. Ну, возобновит он поиски Анны, и в душе у Бланш проснется надежда? А что, если поиски опять зайдут в тупик? Нет, он не может рисковать, это несомненно, стоит только взглянуть на Бланш! Нельзя напоминать ей о ее несчастной подруге в ту минуту, когда сердце ее опять оборотилось к Арнольду. Никакими соображениями этого не оправдаешь. И никакие соображения не заставят его пойти на это.

Рассуждая таким образом — и с его точки зрения сэр Патрик был, разумеется, прав, — он решил не посылать больше никаких распоряжений своему приятелю в Эдинбург. Вечером он велел Дункану хранить в величайшей тайне получение телеграммы. А во избежание непредвиденного случая собственноручно сжег телеграмму у себя в комнате.

Поднявшись утром с постели и выглянув в окно, он увидел Арнольда и Бланш на утренней прогулке: идут по зеленой лужайке, обсаженной с двух сторон кустарником. Рука Арнольда на ее талии, голова Бланш почти касается его лица, и говорят явно о чем-то своем. «Слава богу, Бланш приходит в себя, — подумал почтенный джентльмен, провожая взглядом счастливую пару, скрывшуюся за кустами. — Все как будто налаживается!»

Среди картин, украшавших спальню сэра Патрика, был вид одного шотландского водопада. Если бы он, отвернувшись от окна, взглянул на эту картину, он, возможно, сказал бы себе: удивительно течение реки; вот она течет спокойно без единого всплеска, и вот она же, всего через пять шагов, пенится и бурлит как безумная. А потом, возможно, вспомнил бы с некоторым щемлением сердца, что течение реки испокон веков сравнивают — при общем согласии рода людского — с беспрестанно меняющимся потоком человеческой жизни.

СЦЕНА ПЯТАЯ. ГЛАЗГО

Глава двадцать девятая АННА У АДВОКАТОВ

В тот день, когда сэр Патрик получил вторую телеграмму и» Эдинбурга, четыре почтенных жителя Глазго были выбиты из колеи появлением на их бесцветном горизонте некоей необычной особы.

Этими почтенными горожанами были мистер и миссис Карнеги из гостиницы «Овечья голова», а также мистер Кэмп и мистер Крам — почтенные служители закона, принадлежащие к коллегии адвокатов.

Рано утром того дня к гостинице «Овечья голова» подкатил кеб, привезший со станции молодую леди. Багаж ее состоял из черного саквояжа и потертой кожаной сумки, которую она несла в руке. Имя на ярлыке саквояжа было выведено совсем недавно, о чем говорили свежие чернила, да и сам ярлык был новехонек. Именем этим, вполне респектабельным, могли похвастаться великое множество женщин и в Шотландии, и в Англии. Имя это было «миссис Грэм».

Встретив на крыльце гостиницы хозяина, «миссис Грэм» попросила сдать ей спальный номер и была направлена им к горничной, ведающей номерами. Вернувшись в каморку за баром, в которой хозяйка вела счета, мистер Карнеги поразил жену сияющим лицом и некоторым общим возбуждением. Будучи допрошен, мистер Карнеги, ухвативший хозяйским глазом имя на ярлыке, сказал жене, что в гостиницу прибыла некая миссис Грэм и что ее поместили в номере семнадцатом. Будучи уведомлен весьма резким тоном, что ответ его не объясняет волнения, вызванного незнакомой особой, мистер Карнеги признался без утайки, что миссис Грэм показалась ему очаровательной женщиной, каких он не встречал уже много лет, но, к жалению, по-видимому, очень больной.

При этих святотатственных словах глаза у миссис Карнеги полезли на лоб, а цвет лица заметно сгустился. Поднявшись со стула, она заявила, что не мешает ей самой посмотреть, как «миссис Грэм» будет внедряться в гостиницу, и лично убедиться, не грозит ли ее присутствие доброму имени «Овечьей головы». Мистер Карнеги, верный себе, согласился, что жена его как всегда права.

Миссис Карнеги довольно скоро вернулась. И воззрилась на мужа глазами, в которых мелькнуло что-то от взгляда тигрицы. Она распорядилась отнести в семнадцатый номер чай и легкую закуску. А затем, повернувшись к мужу и не имея на то видимых причин, изрекла:

— Мистер Карнеги, вы дурак.

— Почему, дорогая? — осведомился мистер Карнеги.

— Какая же она красавица! — щелкнув пальцами, ответила миссис Карнеги. — Не отличишь красавицы от дурнушки, так и не берись судить.

Мистер Карнеги согласился, что жена и на этот раз права.

Больше не было сказано ни слова, пока слуга не вернулся с подносом. Миссис Карнеги знаком велела убрать поднос, даже не подвергнув его обычной инспекции, и, плюхнувшись на стул, обратилась к мужу, все это время не проронившему ни слова:

— И не говори мне, что она больна! Тут не в болезни дело! Она чем-то расстроена.

— Ты думаешь? — отозвался мистер Карнеги.

— Когда я что-нибудь утверждаю, ответ «ты думаешь?» звучит оскорбительно.

Мистер Карнеги опять согласился, что жена права.