Кто-то из нас с Оденом потянул с нас приличное количество магических сил. С учетом того, что для таких фокусов необходимо было прямое согласие владельца этих сил (иначе мы бы точно заметили), а также наличие это редкой способности вытягивать магию из соратников (а иногда из врагов, но, разумеется, не так незаметно и безболезненно), то все становилось понятным.
И когда я вышла из спальни в гостиную, где Оден поглощал какой-то мудреный завтрак, явно доставленный откуда-то из хорошего заведения в столице (если судить по потрясающему запаху), то все поняла.
— Принц уехал, — сказал Оден. — Оставил записку и попросил выезжать для посещения балов уже сегодня.
— Я догадалась об отъезде. Еще вчера вечером, где-то через час после нашего разговора.
— Как догадалась? Мне подсказали лично настроенные охранки, а тебе кто? Саламандры?
Я даже не стала отвечать, только показала Одену слегка поблекшую татуировку. Заметив удивление, спросила:
— Ты не заметил, как принц потянул у нас силу?
Да, принц обладал редким талантом «питаться» магией других. Такой талант не особо приветствовался, поэтому принц Астор довольно долго его скрывал, причем, как я поняла, не только от меня, но и от Одена. От всех. А когда все же доверился, то получил разрешение в любой момент воспользоваться нашими силами. Что, например, сегодня он и сделал. Явно пришло какое-то срочное письмо из дворца или же донесение из-за границы, потому как нашим разрешением принц Астор пользовался весьма редко.
— Нет, не заметил, — сказал Оден. — Я вообще редко чувствую, когда магия заканчивается. Да и кладбище недалеко, восстановлюсь быстрее, чем пойму, что магии стало меньше. Однако не думал, что маги огня так чувствительны к потере сил. Мне казалось, что у тебя большой запас.
Обидеться или объяснить прописные истины? После недолгих раздумий я решила выбрать второе.
— Оден, ты явно путаешь чувствительность к магии с ее объемом.
Чувствительность — очень интересная категория. Если бы я объясняла это понятие простым людям, то сравнила бы с жадностью. Вот стоит бутылка воды. Жадный человек заметит, если кто-то сделает маленький глоток. А щедрый не обратит внимание, даже если бутылку опустошат наполовину.
— Прости-прости. Дай-ка мне свою руку, обновлю твою татуировку. — Оден подошел ко мне и взял мою руку. Такой домашний: рубашка была застегнута не на все пуговицы, а шея была достаточно открытой, на подбородке щетина. Неожиданно в горле пересохло, а губы закололо. Мне захотелось поцеловать Одена прежде, чем я поняла мотив своего поступка.
Если бы Оден отреагировал как-то иначе, наверное, я бы никогда к нему больше не подошла. Но даже если мой муж и удивился, то не показал этого: обнял меня, притянув поближе и углубив поцелуй. Со вздохом я разорвала наш поцелуй. Надо было собираться, а не целоваться, но кто бы мне позволил?
— А теперь моя очередь, — сказал Оден.
Глава 22
Я стащила с себя беспокойную саламандру, которая уже давно крутилась у меня под капюшоном походного плаща, и переместила в карман. Что же им не сидится, а? Давно такого не было.
— Оден, мы будем заезжать куда-то в деревню?
Знаете, очень хорошо, когда твой конь не совсем конь. Если бы я ехала на обычной лошади в таком темпе и по таким дорогам (если, конечно, это можно было бы назвать дорогами), то невозмутимо болтать с Оденом не смогла. Либо язык прикусила, либо заикалась бы, либо давно уже свалилась под копыта коня.
По совету (просьбе, приказу — тут уж не поймешь) принца Астора мы ехали в столицу королевства. Правда, путь немного отличался от того, который я проделала, когда ехала в дом Одена. Но лишь чуть-чуть: другая дорога, а местность все та же. И даже пейзажи на удивление уныло одинаковы. Только радует, что Оден решил не тащиться по широкой дороге, а чуть срезать, проезжая через лес и заброшенные поселки. Но приходилось скакать по заросшим травой тропинкам, а кое-где и пересекать поляны, на которых, как мне кажется, и не было ноги человека. Оден показывал дорогу уверенно, и мне оставалось лишь двигаться за ним, поддерживая ничего не значащий диалог.
— Ты хочешь передохнуть? Или куда-то конкретно заехать? — спросил Оден, чуть подстегивая Жозефину, которая отвлеклась на Селеста. Да уж, какой бы романтичной не была любовь коня, который не конь, и лошади, которая скелет, будущего у такой любви не было. Поэтому Селест старался держаться максимально невозмутимо и отстраненно. Иногда мне становилось даже жаль Жозефину, но, увы, тут я ничего поделать не могла — решать мог только Селест. Да и детки от моего коня должны были получиться потрясающими, ведь наследственного о-го-го какая.
— Ни первое и не второе. Мы поздновато выехали, а уже темнеет, — я попыталась перевести разговор я другое русло. Саламандра в кармане снова завозилась. У нее не было никакой важной информации для меня, но ее беспокойство было своего рода сигналом — лучше оставаться настороже, где-то что-то происходит. Эти маленькие зверьки были поразительно чувствительны к разного рода происшествиям. Не только природным, но и магическим.