Муж? Я согласия не давала!

- Неандерталец, а ну пусти! – снова лопочет моя заноза, когда я выношу ее на свежий воздух.

Пару раз некоторые пытались остановить меня, но я демонстрировал всем свою корочку, и даже самые рьяные отваливались.

- Стой смирно! – отдаю девчонке приказ, когда опускаю ее возле своей тачки.

Быстро, пока она не успела опомниться, открываю дверь и заталкиваю ничего непонимающую Дианку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Эй, да ты… - сопротивляется моему напору, но куда ей против физической мужской силы.

Против лома, как говорится, нет приема. Фиксирую ее и пристегиваю ремнем.

- Идиота кусок! – рычит она, бьет по плечам. Быстро целую ее, крепко так, чтобы все мысли из головенки ее дурной выветрились. И это действует, обзываться, во всяком случае, она перестает, только добавляет: – Там моя сумка осталась!

- Понял, - киваю, радует, что уже более-менее смирилась, что ворую ее из ресторана.

Захлопываю дверцу и звоню брату.

- Сумку Дианкину Василисе отдай, - и сбрасываю, чтобы не слушать его нравоучения или и того хуже, неудобные сейчас вопросы.

Сажусь сам за руль, завожу тачку и уже потом поворачиваю голову к девчонке. А вот там меня ожидает хмурое лицо, насупленные брови и прищуренные глаза. Упс. Огребать придется, Олегович, огребать.

***

Несколькими минутами ранее

- Ну, мне долго еще ждать? – раздраженно спрашиваю у своей полоумной сестрицы.

Та выпрямляется, отряхивает одежду и только потом смотрит мне в глаза. Да еще таким невинным взглядом, будто она – овечка, что я веду на заклание.

- Я пришла сообщить, что встреча отменена, дозвониться никак не могла, - задирает она подбородок и говорит уверенным тоном.

Не будь я все это время рядом с Константином, повелась бы на ее ложь, но я ведь ни на минуту не отходила, так что россказни ее мне до лампочки.

- Сказки мне тут не рассказывай, занято было, конечно, - закатываю глаза и скрещиваю руки на груди.

Обычно хмурый вид всегда действовал на нее, но сейчас я пялюсь злым и строгим взглядом на нее уже минуту, а она молчит, словно партизан.

- Воды в рот набрала? – спрашиваю после молчания.

- Что? – растерянно глядит на меня.

- Иначе объяснить твое молчание не представляется возможным, - чуть подаюсь вперед, угрожающе, как мне кажется, нависая.

Ну, как, нависая. Технически она выше меня, но это никогда не мешало мне доминировать. Василиса поджимает губы и использует мою тактику. Вот же воришка.

- Ты должна в первую очередь думать о ребенке, хватит быть эгоисткой! – да-да, это мой излюбленный метод нападения, опережающий чужой наезд.

Вот же ж, взрастила в доме соперницу. Но отчего-то внутри наоборот поселяется чувство удовлетворения. Авось пошли мои уроки по хабальству ей на пользу.

- Ты давай мне тут не передергивай, - ухмыляюсь, чуя подвох, вон как она стрельнула глазками в сторону нашего шефа. – Может, себе уже мужа подыскать пора, а?

Та осекается, щурит глаза, но по тому, как в этот момент прикусывает губу, меня окончательно озаряет догадка.

- Да ладно, - руки мои от удивления опускаются плетьми вдоль туловища по швам, брови съезжают вверх, - да он же тебе самой нравится.

Ладошкой прикрываю рот, чтобы она не видела, каких усилий мне стоит сдерживать сейчас смех.

- Кто? – сразу бычится, закрывается от меня и стискивает челюсть, даже кулаки сжаты с силой. – Никто мне не нравится.

- Боже мой, - вырывается из меня смешок, который я ну никак не могу удержать, - первая за долгие годы влюбленность Василисы, неужели я дожила до этого момента…Ахаха…Кха…Кхм.

Прокашливаюсь в конце, чуть маскируя свой смех, а то вид у сестры уж больно воинственный. То и дело сейчас бросится на меня, доказывая, насколько я не права.

- Не мели чушь! – рычит, ощущение такое, будто волосы на макушке от ее негодования топорщатся. Линзы очков сверкают под софитами ресторана, пряча выражение ее глаз, хотя будучи ее младшей сестрой, мне и без этого не составляет труда читать язык ее тела.

- То есть ты влюблена в отца своей племянницы? – ехидно парирую, пытаясь вывести ее на эмоции.

Нет, никакой этот Константин моей малышке не отец, но пощекотать нервы сестрице и сыграть на ее ревности ох как хочется, так что приходится идти на крайние меры. Иначе она в своих чувствах даже себе не признается. В этом вся она: втемяшила себе в голову несусветную чушь и пытается впарить мне этого мужлана и грубияна, хотя сама к нему неровно дышит. И кто в нашей семье учил нас жертвовать собой ради родственников? Все остальные члены семьи вроде адекватные.

- Ага! – переводит она тему, цепляясь к моим словам, хотя я хотела совершенно противоположного эффекта. – Ты признаешь, что он – отец Майи, да? – оглядывается по сторонам и снижает тон голоса. – Все, теперь не отвертишься, завтра же пойдем к нему и…

- И что? – усмехаюсь, глядя ей в глаза. – Будешь свечку нам с ним в спальне держать, м?

Цокаю, закатываю глаза, но тщательно наблюдаю за старшей. Она краснеет, затем багровеет, мелко и часто дышит, пытается что-то сказать, но у нее плохо получается.