Я перевожу на него мрачный взгляд. О потере своей единственной дочери Миронов не говорил никогда.
— Я тоже считал, что раз такое произошло с моим ребёнком, раз я не смог защитить её, то не могу оставаться работать в органах.
— Это другое, — запальчиво возражаю я. — Месть за одно из ваших расследований. Никто не мог предугадать…
— Чушь! Я должен был знать, что та гнида достанет меня даже из тюрьмы. Должен был предугадать, что он не действовал в одиночку. — Он тяжело вздыхает и останавливается, паркуясь. — Денис, то, что произошло с твоей женой, — не твоя вина. Я имею больше опыта, сынок, теперь я знаю, как важно вовремя обрубить концы. Ночью в своей квартире скончался первый заместитель директора Быстров. Нелепая случайность.
Я поднимаю горящий от ненависти взгляд на мужчину.
— Легко отделался, значит.
— Легко ему не было, сынок. — Возражает Миронов. — Быстров отдал Метлицкому всю документацию. Мы накроем всех. Одним махом. Все концы.
— Вы хотите сказать, что смерть Лукерьи не была напрасной? — Горько усмехаюсь я.
— Я хочу сказать, что иногда смерть — единственный способ оказаться в безопасности.
Я смотрю в окно, резко выныривая из нашего разговора. Мы на парковке ведомственной больницы.
— Именно смерть Леночки смотивировала меня довести дело до конца и наказать всех, кто был к нему причастен. Не ограничиваться Фокиным. — Меж тем продолжает полковник. — Только серьёзная мотивация двигает нас к успеху. И меня, и тебя…
Во рту пересыхает. В ушах звенит. Я не хочу разочароваться, если окажется, что я всё понимаю неправильно.
— Зачем вы привезли меня сюда, полковник? — Низким хриплым шёпотом спрашиваю у него.
— Ты был прав, Дениска, — выдыхает он. — Наша она, эта твоя гражданка Акманова. Сразу пошла на сделку. Очень за тебя переживала. Плакала постоянно. Но стойко пережила удары судьбы.
От его тёплой, понимающей улыбки у меня сводит внутренности.
— Где она? — Вырывается со свистом.
— Прежде, чем ты пойдёшь к ней, я должен тебе сказать, — медленно говорит он, и я подскакиваю от нетерпения. — Когда она пришла в себя после пожара, Метлицкий с Натальей… В общем, они посчитали, что ты сам должен ей рассказать правду. Она не знает, кто ты и как именно появился в её жизни. Я обещал тебе, что у тебя будет возможность разрулить это самостоятельно… Поэтому она у тебя есть. Надеюсь, теперь ты сделаешь всё правильно, сынок.
В моей голове слишком много разных мыслей. Они настолько спутаны, что я не успеваю их разбирать. Но одно я знаю точно — я счастлив. До невозможности. До самой нелепой крайности. Рад до безумия. Нереально счастлив знать, что меня обманули мои же коллеги.
А знание, что Лукерья жива, делает и меня самого живым.
— Триста двенадцатая палата, сынок. — Криво усмехается Миронов. — Завтра к девяти я жду тебя на работе. И, Денис… Ей пока нельзя домой. Сам понимаешь.
— Я понимаю, да. Спасибо, полковник. — Я заканчиваю уже на бегу.
Кажется, даже не закрываю дверцу его автомобиля.
Возле её палаты стоит конвой, но меня пропускают без единого вопроса.
Я распахиваю дверь и чувствую в глазах подозрительное пощипывание.
Лукерья спит. Такая, какой она всегда была.
Со здоровым цветом лица, пушистыми ресницами, пухлыми губками и нежным румянцем.
Я ложусь рядом и прижимаю её к себе. Так крепко, словно хочу раствориться в ней. Словно хочу растворить её в себе.
— Луковка, — тихо зову её. — Просыпайся, маленькая.
— Денис, — капризно стонет она, а потом замирает в моих руках.
Поворачивается лицом ко мне и накидывается с поцелуями.
Сминая её податливые губы, я испытываю облегчение. Хотя бы ненадолго. Я просто позволяю себе насладиться своим спокойствием. Своим безграничным счастьем. Пусть и на очень короткий срок.
Я обязательно расскажу ей правду.
Только не прямо сейчас.
42. Она
Последнее, что я помнила, — это свет, огромную тяжесть, сдавливающую периодически грудную клетку, горячие потоки воздуха, которые наполняли меня. А ещё настойчивые просьбы, рваные, болезненные, нездоровые, когда этот человек звал меня.
Я очень хотела вернуться к нему. Просто не знала, как.
А потом наступила оглушающая тишина и пустота. Словно я умерла.
Позже мне расскажут, что я пережила клиническую смерть. И только благодаря Денису моё сердце продолжало биться до приезда врачей. И это меня спасло.
Всю дорогу до клиники меня реанимировали. Конечно, я этого не помнила. Но было чудом, что меня спасли.
Меня спас мой муж. Я ждала его. Я знала, что он придёт за мной. И так и случилось.
Ещё большим чудом стало то, что я не впала в кому, да ещё и пришла в себя довольно быстро.
И вот я открываю глаза.
Горло саднит, я вся опутана трубочками капельниц, подключённая к аппарату искусственной вентиляции лёгких.
А надо мной возвышается огромный седовласый мужчина со строгим взглядом.
Я испугалась его. Моментально. Но тут рядом материализуется Наталья Ивановна Миронова, мой психолог, и я перестаю трястись как осиновый лист.