Муж, которого я забыла

— Если бы ты знала, как это заводит меня, — хмыкаю в ответ и устраиваюсь рядом на подушке. — Но нам нужно пока поберечь тебя. Спокойной ночи, Луковка! Я люблю тебя.

— А я — тебя, — шепчет она и затихает.

Утром я любуюсь ею, пока она не распахивает глаза. Вспоминая вчерашний вечер, заливается восхитительным румянцем и тянет одеяло выше на грудь. Но неожиданно замирает. Дотягивается рукой до телефона и делает несколько селфи. Улыбается, разглядывая их.

А в следующее мгновение мой телефон гудит от входящего сообщения.

Разглядываю внимательно фото. Она лежит на моём плече. Растрёпанная. Румяная. Счастливая. Я целую её волосы, но смотрю прямо в кадр. Как и она. Даже через годы и десятилетия каждый, хоть раз взглянув на этот снимок, без труда прочитает в наших взглядах силу и глубину наших чувств.

Улыбаюсь жене и перевожу взгляд на текст сообщения.

«На память о нашем первом брачном утре. Я люблю тебя. Что бы ни произошло. Всегда. Твоя Лукерья (теперь) Акманова».

Эпилог

Я с ленцой разваливаюсь в кресле в кабинете своего непосредственного руководителя — генерала Метлицкого — в ожидании совещания. Решение о переводе с оперативно-разыскной деятельности в службу внутренней безопасности оказалось одним из самых тяжёлых в моей жизни. Но спорить с женой подполковника Акманова дураков нет. И я же — первый человек, кто не сопротивляется её воле.

Альберт Станиславович, посмеиваясь, называет меня подкаблучником, но мягкий, ласковый и нежный я только дома. С ней. Жене не грех подчиниться, уступить. Особенно, когда чертовка точно знает, как настоять на своём.

Её власть надо мной огромна. Я бессилен перед этой трогательной девчонкой с огромными глазами. Её чарами околдован. Её искренней любовью и безграничным уважением приворожён.

Конечно, я не мог долго сопротивляться её напору. Сдался под давлением аргументов. Уступил. Уж слишком мне знаком безумный страх перед смертью дорогого и любимого человека, чтобы не заботиться о её чувствах.

Постепенно кабинет наполняется людьми, и я увлекаюсь беседой со своим соседом. А когда телефон пиликает в кармане брюк, оповещая о новом сообщении, беспечно улыбаюсь.

Наконец-то! Дождался! Но все краски сходят с моего лица, стоит лишь пробежаться глазами по экрану.

— Что случилось, Акманов? — Рявкает наблюдающий за мной Метлицкий.

— Что-то случилось. — Тяну отрывисто, на резком выдохе. — Дома. Разрешите идти?

— Ступай, — кивает он. — Доложи потом.

Я прохожу коридор за коридором, отгоняя дурные мысли. А всё потому, что даже вообразить не могу, ЧТО должно было произойти, чтобы мать написала мне сообщение во время совещания.

«Ты должен вернуться домой. Немедленно!»

Подчиняясь классике жанра, ни сама мама, ни Лукерья, ни Евангелина не отвечают на мои звонки, и я выжимаю все возможности из своей тачки, чтобы преодолеть расстояние до дома в максимально сжатые сроки.

На крыльце нашего дома рядом с коляской стоит Ева. После двух операций она уже может самостоятельно подниматься на ноги, пытается делать маленькие шаги, и мы не опускаем рук. Впереди долгий путь реабилитации, несколько операций. Но всё обязательно будет хорошо.

— Что тут у вас? — Спрашиваю у племянницы.

Она хихикает.

— Твоя жена сошла с ума!

Я недовольно поджимаю губы. Запрещённая шуточка. В своём доме я никому не позволяю упоминать в одном предложении Лукерью и сумасшествие. Тем более теперь.

Конечно, выяснять отношения с племянницей мне некогда. Я влетаю в дом, иду на монотонный голос матери. И даже не удивляюсь, находя их обеих в кухне. Которая вся заставлена слепленными пирогами и пирожками. Возможно, даже булочками. На первый взгляд сложно отличить содержание кругляшков, квадратиков и треугольников. Кругом тесто, разнообразные начинки, всё в муке.

Мать обеспокоенно смотрит на меня. Тихо выскальзывает за дверь, утягивая меня за собой.

— Лукерья как вернулась из института, так сразу принялась за дело. Замешивает, месит, лепит — и так по кругу. Без остановки. Ничего не объясняет. Поговори с ней, Денис. Я чувствую, что-то случилось, но мне она ничего не говорит.

— Ступайте домой, мам. Если что-то прояснится, я позвоню. — Я успокаиваю её, как могу, и остаюсь наедине с супругой.

В голове перебираю возможные причины нервозности Лукерьи, но не понимаю, что могло расстроить жену до такой степени.

— Луковка, — я обнимаю её, незаметно пробегаюсь руками, ощупывая тело супруги. — Ты завалила госэкзамен?

Она фыркает и смотрит наконец на меня.

— Скажешь тоже! Сдала. В числе первых. — Она вздыхает. — Ты можешь потребовать у них мой диплом?

— Скоро они сами тебе его отдадут. — Я сохраняю на лице серьёзное выражение. — Но если не отдадут, я тебе обещаю, что заберу его с группой захвата.

— Класс! — Расцветает она. — Тогда поможешь мне налепить пирожков, раз приехал так рано?

Я окидываю взглядом все поверхности кухни, заставленные блюдами и тарелками с заготовками из теста.

— Ты… ждёшь гостей? — Прощупываю я почву. — Вроде бы мы договорились, что не будем отмечать с размахом годовщину свадьбы в этом году.