Муж мой - враг мой (СИ)

—  Ах, милая тэя Нисайем, какие у вас густые волосы! Почти как у тэйрим Сириль, —  ворковала эта во всех отношениях милая женщина, пока нитяных дел мастерицы сновали вокруг меня невесомыми бабочками.

И талия у меня тонкая —  разве что чуточку шире, чем у Сириль! И ножка почти такая же изящная. И бедра почти такие же стройные!

И примерки сношу почти так же терпеливо —  а вот помните, милая эссим Литвина, как вы снимали мерки с тэйрим Сириль перед королевским балом, и бедная девочка тогда простояла почти шесть часов неподвижно!

Спокойно, Нисайем. Ты уже попробовала дать отпор —  стало только хуже. Не связывайся. Просто не связывайся. Найдешь артефакт Лунь и через месяц, два — самое большее, уже будешь дома.

Понимая, что эта женщина просто не знает, что ее сын мне не нужен ни даром, ни с приплатой, я стояла банкетке и усиленно призывала себя быть смиренной, мудрой и благородной.

Все до единого новые платья оказались зелено-черными в различной пропорции.

Но если я думала, что истыкав меня булавками, буквально и фигурально, ее сиятельство вдовствующая герцогиня Вейлеронская успокоится, я глубоко ошибалась.

 День шел за днем, затягивалась осада Карнольского гарнизона силами малой волны, нарастала атака на гарнизон тэи Нисайем силами объединенного герцогского женского царства...

Единственное, что меня утешало — один раз это вылилось в некрасивейший прыщ на носу тэйрим Сириль, другой — эсса Мириам слегла с мигренью, третий — герцогиня покрылась пятнами, нечаянным образом перепутав малину в сиропе с клубникой, на которую у нее аллергия. Но их-то много! А я одна! И артефакт не найден, а я вот-вот выдам себя с потрохами...

Слуги меня не слушали. Любое, самое невинное мое распоряжение уточнялось у тэи Керолайн, и она не отказывала себе в удовольствии отменить их. О, безусловно, подобрав благовидный предлог.

Экономка исправно приходила каждое утро в кабинет в моих покоях, мы “обсуждали” планы на день, а после она уходила, и действовала в соответствии с указаниями, полученным от вдовствующей герцогини — и пусть Пройдоха явится за мной лично и утащит в бездну, если это не было маленьким изощренным издевательством маменьки Вейлерона.

Мои собственные горничные днем сопровождали меня повсюду, как конвой, а на ночь оставались дежурить под моими покоями на стульях  — и на прямое требование прекратить это, стыдливо опускали глаза: приказ его сиятельства. Что вызывало у меня глубочайшие сомнения — в ночь, когда его сиятельство еще был в замке, под моими дверями не было ни души.

Даже самая младшая из родственниц Аласского, восьмилетняя Розалин, пыталась мне дерзить.

И дело не в том, что меня задевали ее попытки —  просто их безнаказанность была еще одним красноречивым признаком.

Мне усиленно указывали моё место.

В довершение всего, отведенные мне сиреневые покои оказались довольно прохладными, и как только в первый раз переменился ветер, задув с северо-востока, я в полной мере испытала всю прелесть сквозняков, от которых не спасал даже камин.

Запасы смирения, мудрости и благородства стремительно иссякали.

Особенно быстро заканчивалось благородство.

Я сама не заметила, как махнула рукой на запреты отца, маменьки и матушки Рискин, и всё больше пользовалась своей силой.

Устроить досадную неприятность одной из достойных дам, когда меня вовсе нет поблизости. Согреться, когда не помогают одеяла и грелки. Бросить сон на караулящую под дверью горничную, чтобы беспрепятственно бродить по замку ночью...

Не так уж это оказалось и сложно — не оставлять следов.

Зато колдовать было сложно — я не знала, не понимала своего дара, тыкалась так и сяк, пытаясь сделать хоть что-то стоящее. Мелочи, вроде отвода глаз, который я немного умела еще дома, или сон, давались уже легко. Всякие вещи, которые делать было нельзя, но очень хотелось, получались и вовсе помимо воли. А вот полезные, но сложные вещи не получались вовсе.

Книги, подсказанные Шорком, ситуации не спасали—  написанные на старом языке, они были скорее головоломкой, чем помощью. Но они, по крайней мере, отвлекали. Спасали от одиночества —  они и сам шорк.

Пусть и не в полной мере, но, кажется, именно эта обманчиво бестолковая, а на деле хитрая и ловкая, но по-своему симпатичная бестия, не давала мне окончательно сорваться и совершить непоправимое.

И я еженочно, методично обходила замок по расширяющейся спирали, истово мечтая как можно скорее найти похищенный из нашего замка артефакт, и сбежать, наконец, из этого серпентария домой.

Апогей наступил через шесть дней.

Дорогая серебряная игла мелькала в моих руках, ловко ныряя в ткань.Я вышивала (зеленым по зеленому).

Для занятий рукоделием дамы рода Вейлерон собрались на «нейтральной» (хаха!) территории — в янтарной гостиной. В гостиную ее светлости вдовствующей герцогини я бы и не пришла. Видят боги, пренебрегла бы всеми приличиями и правилами хорошего тона и просто не пришла.

Изящные руки, аккуратные головы, домашние платья — сплошь зеленые. Даже восьмилетняя Розалин, которую порой допускали на посиделки, была в нежно-зеленом.