— Вопрос, Маня, простой до безобразия. Все случилось так, как случилось, потому что я плохая, или потому что он козел.
— Он мудак, — авторитетно заявила Машка. — И никогда мне не нравился.
— А вопрос, если копнуть глубже, звучит так: «как проще — обвинить во всем его, но и признать, что за восемь лет не разглядела истинную суть человека и бездарно просрала лучшие годы. Или же признать за собой вину и ступить на путь самопознания и самосовершенствования.»
Машка длинно присвистнула и оглянулась на окна пиццерии.
— Тебе чай с коньяком, что ли, подали? Подарок от шеф-повара?
— Дура, — беззлобно констатировала я.
— Ты зато умная за двоих, — хмыкнула Машка. — Давай хоть по порядку.
— Давай, — согласилась я.
— Он мудак. Примем это как данность. И мудаком он был всегда, просто тебя это не касалось по двум причинам. Или по одной.
— Это как? — против воли заинтересовалась я.
— Просто он любил тебя, и не проявлял свои… мудаковские свойства. — Невозмутимо растолковала Маша. — А ты любила его, и все тревожные звоночки с энтузиазмом оправдывала перед собой, друзьями, родней и всеми прочими. Итог один — вы друг друга любили.
— Маш, я не уверена, что так бывает. — Запротестовала я. — Ты щас какую-то фееричную розово-очковую идиллию нарисовала…
— А не так было дело? — хладнокровно осведомилась безжалостная Машка. — Я продолжу. Итак, прошла любовь, завяли розы, и вся его мудачья натура поперла со всех щелей, пошатнула твою и так подвявшую феерию, и вот мы имеем результат.
— А в чистом остатке — что так, что так, я дура. — Задумчиво проговорила я, останавливаясь. Мы пришли в Машин двор, и теперь ребенок рвался потоптать снежную целину, хрупким снежком прикрывшую холодную черную землю.
— Ты там что-то про путь развития и самосовершенствования говорила складно, — прищурилась подруга.
— Мам, можно я с горки скачусь? — дернул ее Вадька.
— Только не на заднице, — предупредила она, и мы встали в паре метров от их подъезда. Вадька усвистался на горку, а мы вернулись к теме разговора.
— Так вот, радость моя, — слегка снисходительно сказала Маша. — Саморазвитие и самосовершенствование — вещь очень полезная и нужная, но только в отрыве от ковыряния в больных ранах. Ты чувствуешь разницу между самопознанием и самоедством?
— Ощущаю, — хмыкнула я, и хотела что-то еще сказать, иронично и умное, но тут Машка рванула в сторону двора, почти сразу же раздался визг испуганного ребенка, мужской голос — очень громкий, грозный и тоже испуганный. А я только видела, как подруга гигантскими прыжками сжирает несчастные тридцать метров до Вадьки, который тоже бежит навстречу ей, а за ним какая-то неясна бурая тень. Машка каким-то фантастическим прыжком перекрыла последние два метра, сбила сына с ног, и сама кулем упала на него сверху. Раздался дикий грохот раз, другой, и на двор опустилась звенящая тишина. Все это произошло секунд за тридцать, наверное — я успела сойти со ступеньки и сделать шага три, наверное. «В ушах звенит» — подумала я, — «а вовсе не тишина звенящая».
Вполне по-спортивному преодолев низенький заборчик и спотыкаясь об какие-то кирпичи, я добежала до Машки и Вадьки, ухватила кого-то из них за рукав и стала тянуть вверх. Рядом кто-то заковыристо ругался — то ли в телефон, то ли на нас, то ли просто в пространство.
— Это чего было? — пропыхтела я, отбиваясь от шарфа, лезущего в рот. — Вадька, ты ревешь от страха, или болит что-нибудь? — я, наконец, подняла ребенка и попыталась навскидку определить наличие травм. Ребенок подвывал противным голосом на одной ноте, и вопроса моего, кажется, вообще не услышал. Машка причитала рядом, тоже на одной тональности, прижимала Вадьку к себе и была совсем невменяемой.
— Так, хорош голосить, — велел кто-то рядом очень решительно. — Угомонись, бабы!
Мы, как будто этой команды и ждали, замолчали и повернулись на звук. Источником звука оказался невысокий мужик в странной одежде. На нем форма, — сообразила я и шмыгнула носом.
— Здравия желаю, — проворчал он, таращась на Машку.
— Ты волка совсем убил? — финально всхлипнул Вадька и уставился куда-то круглыми черными глазенками.
— Совсем, — совершенно серьезно ответил мужик, сделал шаг к нам и охнул, припав на одну ногу. — Блин!
— Так. — Подруга быстро пришла в себя, и снова стала руководить. — Все домой, быстро. Спаситель, вас это тоже касается, у вас вон брюки в грязи, и с ногой что-то. Нина, помоги ему!
— Не надо мне помогать, — прогнозируемо ответил мужик, но снова охнул, и я торопливо подставила плечо под его руку. — Сам дойду, женщина, сказано вам.