Муж на час

— Не знаю. Я пока жива, как видишь, — улыбнулась Людмила. — Да ладно вам всем, всё обошлось, ладони только ссадила и коленки ободрала. Ну, и испугалась, конечно, до обморока. Я не очень в курсе, как все потом было, говорят, на рельсы успела лечь ничком, да и поезд не доехал — я у первого вагона упала. У меня провал в памяти, помню с того момента, как в комнате дежурной мне ватку с нашатырём дали понюхать.

— На, — Ксения Борисовна придвинула ей чашку с чаем. — Видно, ангел-хранитель у тебя сильный, раз от верной смерти уберёг.

— Ну да, работы ему в последнее время хватает, — кивнула Людмила.

— Всё, не могу больше этого слушать, — Лидуша резко встала из-за общего стола, схватила кружку и пошла за свой стол. — И чего только люди не придумают, чтобы на себя внимание обратить!

— Лидуша, ты что? — удивилась Нина. — Какая муха тебя укусила?

— Никакая. Всё, не мешайте работать, мне письмо в посольство нужно составить и программу визита расписать.

Они допили чай в молчании, всем было неловко из-за неожиданного Лидушиного взбрыка. Пауза тяготила, и когда Нина позвала.

— Пошли, покурим!

Людмила с облегчением вышла на лестницу постоять за компанию. Миша потянулся за ними.

— Во, бесится наша старая девушка, а? — хохотнула Нина, прикурив от Мишиной зажигалки.

— Я всегда говорил — сексуально неудовлетворённая женщина опасна для общества, — согласился парень с таким видом, словно степень этой самой удовлетворённости зависела лично от него.

— Ой, а тебе откуда знать? — удивилась Нина и предположила, — Наверное, её любовник бросил.

— Чей любовник? — не понял Миша.

— Ну не мой же! Лидушин любовник. У неё мужик завёлся, наконец, точно знаю. Месяца два уже. Нет, точно, перед майскими это было. У неё телефон на столе звонил, я трубку сняла, а он мне: «Лидонька?» И так проворковал, что я прямо обмерла.

— А с чего он тебя Лидонькой назвал? — совсем запутался в сюжете Миша.

— Да потому что перепутал! У нас ведь с ней голоса похожи, сам знаешь!

— А! — дошло до парня. — И что?

— То. А как-то в конце мая я утром пораньше приехала, зашла в комнату, а Лидуша по мобильному воркует: «Да, любимый! И я тебя, родной!». И смеётся так, по-русалочьи. Ну, ты знаешь, — кивнула Нина Людмиле, как посвящённой в тайны женских обольщений. Миша этих тайн явно не знал и призадумался.

Призадуматься было о чём — тридцатидвухлетняя Лидуша опасалась мужчин. В Фонд она пришла работать примерно год назад, перейдя к ним с какого-то кабельного телевидения. Работала старательно и самозабвенно — другие возле Княгини не задерживались — но выдавала очень странные реакции на самые простые житейские ситуации. Так, забредшие в кабинет электрики — проводка в особняке была старой, не рассчитанной на такое количество чайников и компьютеров, поэтому периодически на каком-нибудь этаже вырубался свет — напугали её до ступора запахом перегара и деликатным «итыть», которым один из них, щуплый мужичонка с мятым лицом, пользовался для связки слов. И когда они ушли, Нине пришлось отпаивать Лидушу чаем, а та возмущалась: «Ну как могут быть люди такими грубыми и необразованными? Вы заметили, какая от них шла агрессия? Мне казалось, что если бы я осталась с ними одна, они бы просто кинулись на меня!». «Ага, и надругались», — согласилась Нина, и Лидуша смертельно обиделась. И не разговаривала с ней целую неделю, сообщив Людмиле, что ничего другого от женщины, нагулявшей себе ребёнка, ждать не приходится. Потом как-то с ней случилась истерика, когда Ксения Борисовна купила малышу внуку костюмчик, не угадала с размером и принесла обнову на работу — вдруг кто купит? Спросила: «Лидуша, взгляни, может, тебе пригодится»? А Лидуша вдруг разрыдалась и стала кричать, что уж от Ксении Борисовны она такого не ожидала. Бедная режиссёрша, добрейшей души человек, перепугалась, начала извиняться, и поскорее убрала костюмчик — очень славный, кстати, трикотажный, с аппликацией-медвежонком на спинке кофточки и медвежьими ушками на шапочке — с глаз долой. А Лидуша, которой Людмила скормила горсть таблеток валерьянки, ещё с час всхлипывала над стаканом с водой и приговаривала, что с их стороны жестоко тыкать ей в лицо её одиночеством. Нина и Миша, появившиеся тогда ближе к обеду и пропустившие шоу, так и не поняли, отчего Лидуша сидит с опухшими глазами. А Людмила поняла, что девушка очень сильно озабочена неустроенностью в личной жизни. И при этом, судя по тому, как она разговаривает с Мишей или иногда заглядывающим по делам заведующим архивом фонда Лёней — строго, на «вы», будто заранее ждёт от них какой-нибудь гадости — она боится мужчин. В то же время с пожилыми мужчинами, их постоянным оператором Всеволодом Ивановичем и сценаристом Львом Романычем, Лидуша общалась более свободно. У Людмилы сложилось впечатление, что девушку сильнее всего напрягают молодые мужчины, возможные женихи. И тут вдруг — любовник и смех русалочий.