— Я провела с тобой целый час, вся спина истыкана иголками сухостоя, на голове гнездо, а шея горит от щетины. По-моему, я молодец.
Афанасий смеётся.
— Ты знаешь, сколько у меня денег, Ксюшенька?
— Откуда же мне знать, Афанасий Петрович? Я по чужим кошелькам не лазаю. У меня свой есть.
— А машину мою видела? — Гладит по руке. — А дом, а баню, а бассейн?
Льнёт в порыве страсти и, чмокнув в плечо, улыбается.
— Я баню не люблю, там душно и жарко. В бассейне — мокро, а деньги — это самое грязное, что есть. Знаешь, сколько народу их перетрогает, прежде чем они до тебя дойдут?
Ветерок приносит новую порцию запахов трав и цветов. Дышится легко, но нестерпимо хочется уйти домой. Девочки наверняка ещё не спят. За ними присматривает соседка Анна Михайловна. Ей семьдесят пять, и она ходит с палочкой. А дочки у меня игривые и активные, могут такого натворить, что дом вверх дном. Скорей бы вернуться. Я и так из-за работы на пасеке с ними слишком мало вижусь. Ничего не успеваю. Они вечно перемажутся и бегают по улице, а мне потом неловко.
— Ксения, встречаться раз в неделю для меня очень и очень мало, — он делает опасную паузу, обнимает, — я жить с тобой хочу. Меня к тебе тянет.
— Тянет, Афанасий Петрович, магнит к железному гвоздику, а у нас с тобой постыдная интрижка. Можно я уже домой пойду?
Он снова хохочет.
— Успеется. — Втягивает носом запах моих волос. — Очень мне твой юмор нравится, Ксюха. С тобой всегда весело. До сих пор не могу забыть, как ты над Никифоровичем, водителем моим, пошутила. Вы, говорит, не замечали, Никифорович, что все, кто едут быстрее вас, — козлы, а медленнее — сплошь идиоты? Ой, до сих пор не могу забыть, забавная такая.
Кивнув, снова гляжу на звезды.
— Я за девочек переживаю.
— Ничего с твоими хулиганками не случится. Михайловна, соседка твоя, в детском саду двадцать лет работала, опыт имеется.
— Двадцать лет работала пятьдесят лет тому назад. Афанасий, ты же моих девочек совсем не знаешь, с чего взял, что старушка с ними справится?
— У тебя хорошие дочки, я в этом просто уверен.
— Ты бы хоть познакомился с ними, что ли, Афанасий? В гости бы зашёл, поужинали бы все вместе. Мы бы со старшей пирог испекли.
— Познакомлюсь, обязательно познакомлюсь, Ксюшенька. Мне ты нужна.
Он громко вздыхает и кладёт тяжёлую руку на мой живот. В сердцах жмёт сильно-сильно. На внушительном бицепсе замглавы красуется татуировка золотой рыбы с красиво выделяющейся, искуснопрорисованной чешуей. Афанасий — самый видный мужчина нашего городка. Он в разводе, бывшая жена давно уехала в столицу, детей нет, зато есть хорошая работа и много ценного имущества. В нашем местечке за ним бегает продавщица Верочка, по нему сохнет фельдшер Мариночка, его преследует почтальон Татьяна Сергеевна. А он выбрал меня, и я должна гордиться этим. Я очень-очень стараюсь. Даже накрасилась по случаю свидания. Пять лет как Ивана не стало, а сердце всё ещё тоскует по утонувшему мужу. Но надо ведь жить дальше. По крайней мере, пытаться.
Вздыхаю: как же там дети? Пора собираться.
Зажав мускулистыми руками в тиски, Афанасий шепчет на ухо:
— Я люблю тебя, Ксюшенька. Вот зуб даю, стоит тебе отмашку мне дать, и я сразу женюсь, хоть завтра.Что думаешь? Платье тебе купим белое и пышное. Пир закатим на всю нашу деревню.
Поворачивает моё лицо к себе, заставляет смотреть, в глаза мне заглядывает. Проникновенно так, глубоко. Мне неудобно. Всё-таки важный человек моей руки просит. Видный ведь мужик.
Я на сене приподымаюсь. Сажусь, волосы поправляю. Губы кусаю.Он меня за руки берет, ладошки мои гладит. Ждёт ответа.
— Можно я подумаю? Ответ в следующий раз дам. Мы с Егоркой сегодня больше тонны мёда перетаскали. Я, честно говоря, упарилась.
— С этим надо завязывать. — Натягивает майку Афанасий, злится, ему не нравится моя работа. — Ни к чему молодой женщине фляги с мёдом таскать. Не женское это дело.
— Их перекатывает Егорка, я только помогаю.
— Всё равно, не женское это дело — пасека, — повторяется.
— Но мне нравится, Афанасий. Дед мой пасечником был, и его дед, и мой отец тоже. Кто же виноват, что сына ему бог не дал? Не хочу я это бросать. Я люблю пчёл.
— Да у тебя руки искусны и на щеке вон снова шишка от твоих пчёл.
— Пчелиный яд полезный.
— Очень. Бабы шить должны, в доме убираться, готовить. За малыми смотреть. Но уж точно не рамки с мёдом поднимать и дымом пшикать. Хочешь поваром пойдёшь в наш ресторан? Сергеевна возьмёт хоть сейчас и без опыта, стоит мне сказать ей.
— Нет, — улыбаюсь, — мне нравится пасека.
— Ну как хочешь, — сильнее злится, спрыгивает со стога, рубашку надевает и пуговицу за пуговицей застёгивает. — С ответом на мой вопрос поторопись. Сама знаешь, многие хотели бы на твоём месте оказаться.
Медленно вытягиваю сухой листик и смотрю ему вслед. Он не оглядывается. Мужик с характером. Откуда же мне знать, что будет дальше и что с мужчинами спорить себе дороже.