Муж напрокат

Грохот продолжается. И отчего-то напоминает Новый год, только очень-очень близко и гораздо громче, чем бывают салюты в двенадцать ночи. Кажется, это прямо за калиткой, на нашей улице. Старшая дочь таращится на сестру широко раскрытыми глазами, в которых плещется дикий ужас от происходящего. Обнимаю их крепче.

— В дом идите, девчонок уводи, я разберусь. — Выпрямляется Максим и довольно сильно мрачнеет, медленно покидая двор.

Мне не по себе, я хочу просить его не ходить, но этот грохот и дым! А ещё как будто что-то летит в небо. Быстренько завожу Асю и Нику внутрь.

Запираю малышек, прошу не плакать, но не могу не пойти за Максимом. Я его знаю всего ничего, но мне за него страшно. Зачем-то кутаюсь в кофту, хотя на улице уже тепло и шерсть вряд ли спасёт меня от неприятностей.

Прямо за калиткой слышны голоса, громыхание и жуткие звуки. Как будто подростковый мальчишеский смех и снова грохот. Когда я, плюнув на причитания Михайловны, пытающейся меня остановить, вылетаю за калитку, обнаруживаю там всех соседских мальчишек и Афанасия с коробкой пиротехники. Он чокнулся. На фиг он делает это под моим домом?

Мне приходится прижаться к собственному забору, потому что эти идиоты хватают всё новые петарды. Они бросают их вдоль дороги и ржут.

Грохот такой, что мигом закладывает уши.

— Афанасий Котов, ты что, больной?! — кричу, глаза лезут на лоб. — У меня же дети!

На что мой бывший просто усмехается и вместе с местными пацанами продолжает поджигать очередной разрывной сигнальный снаряд. Ненавижу это. Боюсь. Пытаюсь подойти, но опасаюсь, что он запустит одну из них в меня. Я уже ничего не знаю.

Максим выставляет руку вперёд и убирает меня с пути, задвигая за свою спину.

Дубовскому не страшно. На его лице жалость и презрение по отношению к Афанасию. И рядом с ним дышится легче, и как будто уже не так боязно. Словно я знаю Дубовского миллион лет и совершенно уверена, что он не предаст.

— Афанасий, и снова здравствуйте, собирайте свои штучки и направляйтесь играть к своему дому, — спокойно говорит Максим. — Радуйтесь: вы нас впечатлили.

— Ваша машина пропала. Не довёз эвакуатор, — горланит Афанасий, очевидно совершенно довольный собой.

— Очень интересно. И часто у вас такое случается, что машины целиком исчезают? Прям Бермудский треугольник. Не меньше.

— Не так чтобы очень часто, но бывает. Вам, жених, не повезло.

— Ну ещё бы. Под контролем самого заместителя главы администрации был вопрос. В овраг, что ли, мою тачку скинули?

— Да ну, я-то откуда это знаю? Я вон важными госделами занят!

— Действительно.

— Придётся на попутках вам, жених, добираться обратно в город. У нас народ хороший: подбросят, если до ночи стоять на трассе и голосовать. А машинку жаль, хорошая была. Красивая.

— Ничего. Она застрахована. Куплю новую. А за что вы её вообще эвакуировали?

— Так ведь на клумбу Ксюшину припарковались, неаакуратненько, не положено это у нас. А мы с участковым за этим делом очень строго следим.

— Всё понятно. Как я раньше не догадался.

Максим, усмехнувшись, поджимает нижнюю губу и кивает головой, а Афанасий снова грохочет. Не могу я это терпеть! Ну что за идиотизм?!

— Что ты делаешь? — захныкав, размахиваю руками, но Максим закрывает собой, не дает сунуться вперёд.

Афанасий же чувствует себя королем:

— Я, Ксюшенька, проверяю новую, поступившую в Верочкин магазин пиротехнику. Я же хороший администратор, — ржёт и поджигает очередную чёрно-красную фиговину. — Должен узнать, что может нашим детям попасть в руки, — шипит, отбрасывая. — Ты смотри, какая опасная вещь. Может и пальцы оторвать, всё надо протестировать.

— Возле моего дома?

— Ну да!

Макс меня снова отодвигает.

— Значит, отступать вы, Афанасий, не собираетесь? — скрещивает руки на груди и улыбается, внимательно наблюдая за Афанасием.

Непроизвольно жмусь к крепкой спине Дубовского и цепляюсь за его локоть.

— Нет конечно, это мой город! Моя женщина! И я тебя отсюда выкурю, как бешеного пса из будки, петух городской.

Вздохнув, Максим с шумом выдыхает воздух, продолжая стоять неподвижно. Кажется, плевать ему на дым и грохот. А местные мальчишки то разбегаются, то со смехом подбегают ближе.

— Вы, Афанасий, по знаку зодиака кто будете? Баран или козёл?

— Лев — царь зверей, по-моему, это очевидно, — с ненормальным азартом разгоняется Афанасий и, расхохотавшись, бросает очередную петарду.

— Ну я так и подумал.

От грохота закладывает уши. Из-за заборов начинают выглядывать соседи, но, завидев замглавы администрации, тут же прячутся. Трусливые идиоты.

— Пойдём, — оборачивается ко мне Максим, как будто его совсем не волнует раздающийся грохот.

— Куда? Надо как-то это остановить! Девочки боятся, я скоро заикаться начну! — впадаю в лёгкую истерику.

Я даже не подозревала, что, сказав «люблю», Афанасий подписал мне приговор. Я понимаю, что ему не нравится то, что происходит. Максим его раздражает и гордыня не дает покоя, но есть же какой-то предел!