Мне тут же вспомнилась моя сломанная рука. Точнее, это были не мои воспоминания, а Ребекки, ведь мне на то время исполнилось только два года. Я упала с качелей и повредила плечо. Мне тогда тоже наложили гипс, и папа всюду стал носить меня на руках. В конце концов Ребекка, которой было уже шесть, не выдержала и заорала: «Она же сломала руку, а не ногу!» Я берегла память об этом событии, хотя собственные воспоминания давно выветрились у меня из головы. Приятно было думать, что отец так сильно любил меня. Так бережно ко мне относился.
Я болтала о всякой всячине с Хейли и ее матерью, пока внимательно осматривала руку девочки.
– Сильно болит? – спросила я у нее.
– Вовсе нет, – ответила она.
Стоический ребенок. Хейли не жаловалась даже в первую нашу встречу, когда я осматривала ее в больнице. А ведь травма у нее была очень серьезной. Очаровательная девчушка. Мать ее, крепкая женщина с белокурыми волосами, не состояла, судя по всему, в кровном родстве со своей дочерью. Всякий раз, когда я смотрела на них, во мне пробуждалась надежда. Мы с Адамом тоже могли бы усыновить ребенка – вроде тех, с которыми я постоянно встречалась в силу своей работы. Но Адам этого не хотел. Он не был свидетелем уз, которые связывали детей и их родителей. Уз, которые не имели ничего общего с кровным родством и биологией.
Послышался стук, и в дверях показалась мой секретарь, Роза.
– Доктор Поллард на линии, – сообщила она.
– Спасибо, Роза. – Я повернулась к матери Хейли. – Прошу прощения, но мне нужно ответить на звонок.
Я тут же поспешила к себе в кабинет. Адам улетел два с половиной дня назад, и я не думала, что он так быстро свяжется со мной. Я привыкла к тому, что Ребекка может подолгу не звонить, но разлука с мужем ощущалась намного острее. После работы я как приклеенная усаживалась перед телевизором. В новостях рассказывали о погибших и пропавших людях. Показывали лодки, которые передвигались от дома к дому в поисках выживших.
Я устроилась за столом и схватила телефон.
– Адам!
– Привет, Май, – несмотря на явное утомление, в голосе его чувствовалась улыбка.
– Не думала, что ты сможешь позвонить.
– Мобильная связь не работает, но я взял у Доротеи спутниковый телефон. Как там у вас дела?
– У нас все в порядке. Я больше обеспокоена тем, как там
– Это еще слабо сказано, – ответил он. – Ты занята?
– У меня пациент, но я вполне могу прерваться на минутку. Ребекка где-нибудь поблизости?
– Угу. Тут установили кучу медицинских палаток, а зал ожидания битком забит людьми. Грустное зрелище, Май. Большинство из них потеряло практически все.
– Трудно даже представить, – сказала я. – А как там насчет еды?
– Сухой паек.
– Уфф. А где вы спите?
Адам рассмеялся, но в смехе его не было веселья.
– За все время мне удалось поспать часа два, не больше. Но это не так уж и плохо. На втором этаже располагается устланный коврами конференц-зал. Добровольцы спят там прямо на полу.
Ну и ну. А ведь он с трудом засыпал даже в нашей роскошной кровати.
– Знаешь, у нас тут такая нехватка врачей, – промолвил он несколько нерешительно. – Мы пытаемся делать возможное и невозможное, но… педиатров нет вообще, – сказав это, он замолчал.
– Ты в порядке? – спросила я.
Было слышно, как Адам вздохнул.
– Я рассчитывал, что смогу уговорить тебя, – заметил он. – Чтобы ты тоже прилетела сюда.
Я помедлила.
– Прилетела? К вам? От меня там будет больше вреда, чем пользы.
Адам промолчал, и я продолжила:
– Я слышала, что в один из вертолетов с врачами кто-то стрелял. Я боялась, что это был ваш вертолет.
– Да это просто слухи, – с раздражением заметил он. – Если тут о чем и стоит беспокоиться, так это обо всех раненых и больных, которым требуется наша помощь.
Не может быть, чтобы он всерьез просил меня прилететь.
– Адам, это не для меня.
– Я знаю, – со вздохом ответил он. – Ничего страшного.
– И что мне делать с Чонси? – спросила я, хотя хорошо знала ответ. В окрестностях было полно подростков, которые за плату готовы были посидеть с животными.
– Я же сказал, все в порядке, – повторил Адам.
– Чем именно вы занимаетесь?
– Да всем подряд. Сердечные приступы. Роды. Переломы. Инфекции. Масса хронических больных, которым требуются специальные лекарства. Всевозможные респираторные проблемы. И дети… тут так много детей.
Дети. И ни одного педиатра. Вот почему он решил позвонить.
– Господи, ну какой там от меня толк?
– Я знаю.
– Но ты пытался меня уговорить.
– Это всего лишь эмоциональная реакция на происходящее. На то, что тут творится. Я знал, что ты могла бы помочь, и попытался убедить тебя. Не очень-то честно с моей стороны.
– Ты и сейчас пытаешься, но от меня там действительно не будет толку.
– Извини, но тут очередь на телефон, – сказал Адам. – Не знаю, когда теперь смогу позвонить.