Муж напрокат (СИ)

— Взрослые дела на то и взрослые, что с детьми их не обсуждают. В кого я влюбился — это только моё дело.

— В любом случае ищи себе другую. Нашу маму мы не отдадим.

— Да! — поддакивает младшая и болтает ногами сильнее.

— А ещё баба Аня сказала, что ты подозурит… Подозарит… Пудазират…

— Подозрительный тип, — помогает ей Максим.

— Точно, — фыркает Ася. — Она сказала, что нормальный мужик давно бы убежал, а раз ты здесь, то ненормальный.

— Логично. — Регулирует силу огня Максим и, взглянув на хихикающую младшую, заботливо отодвигает её подальше от края, чтобы она не грохнулась со стола.

— Я такое в мультике видела, — продолжает разглагольствовать Ася. — Сейчас ты потанцуешь с моей мамой, обнимешь, потом подаришь ей своих головастиков, и она притащит нам брата, будет его в животе растить. Потом он оттуда вылезет и начнёт орать, а кроватей у нас больше нет. Так что, пожалуйста, дядя-курьер, уходи подобру-поздорову в другой дом, где есть кровати.

Максим аж дара речи лишается и, отвернувшись, со свей силы сдерживает приступ смеха.

— А как мультфильм назывался, не помнишь? — забирает он у Ники доску с дольками яблок, которую та успела подтащить к себе и теперь таскает кусочки в рот, и стряхивает фрукты в бурлящую, булькающую кастрюлю.

— «Откуда я взялся», — важно заявляет Ася.

— А-а-а, понимаю, — с делано серьёзным видом переворачивает лопаткой блин и ставит сковородку обратно на огонь.

Вижу, что снова едва сдерживается от смеха.

— Мы компот варим, или чё? У нас есть компот, мама наварила.

— Мы варим джем, милая леди, потому что блины надо есть с джемом, а не с каким-то там гнусным вареньем. Сейчас вот откинем яблоки на сито, процедим сок в ту же кастрюлю, растворим в соке весь сахар и сварим сироп на слабом огне, ну где-то минут тридцать, посмотрим по консистенции, сироп должен стать слегка тягучим, но уваривать его нельзя, иначе получится клейкая масса, совсем не характерная для джема.

Дубовский оборачивается и в недоумении смотрит на старшую. Он крайне расстроен, что его речь осталась без внимания. Ася его давно не слушает и начинает петь:

— Ля, ля, ля! — Затем тычет пальцем в окно, показывая сестре: — Ника, смотри, там Цезарь в лужу залез и Гришку тащит! Побежали!

Комната наполняется визгом, и Максим едва успевает поймать младшую, которая прыгает со стола. Девчонки выбегают во двор, а мой фиктивный жених продолжает печь блины.

Глава 20

Я любуюсь его статной фигурой и тем, с какой ловкостью Максим орудует сковородой. Идеальный мужчина, таких просто не существует. Внутри что-то странно потягивает, заставляя смотреть на Дубовского не отрываясь.

Во время приготовления блинов и сопутствующих этому незатейливых телодвижений мышцы на его руках и голой загорелой спине напрягаются. И я не могу отвести глаз от красиво натягивающихся сухожилий и вен, притягательно движущихся широких плеч и перемещающихся чётко очерченных лопаток. Мой фиктивный жених великолепен. Это невозможно не признать.

А ещё, когда он готовит нам завтрак, Максим что-то напевает. Кажется, песня на английском языке. А так как мой мозг временно не работает, я решительно отказываюсь понимать смысл данного произведения. Но поёт Дубовский шикарно, выдаёт мелодию голосом так профессионально, что я ненароком заслушиваюсь.

У него превосходный глубокий тембр, явно есть слух и чувство ритма, а ещё хрипотца… Такая очень-очень мужская, от которой я, словно собачка в жару, готова высунуть язык и грохнуться на задние лапки.

По спине ползут мурашки.

Мама мия. Ему надо запретить заниматься этим делом перед женщинами. Я же сейчас Родину продам и отпишу кому-нибудь полцарства.

— Доброе утро, — шепчу слегка осипшим голосом.

Зря я открыла рот. Этот блеющий выпад с головой выдаёт мою заинтересованность. Я смущаюсь.

Мы в доме одни. Дети во дворе, и, отложив лопатку в сторону, Максим шагает ко мне. Резко дёргаюсь, вспоминая о том, что, прежде чем вылезать из укрытия, надо было почистить зубы. Как-то не привыкла я об этом задумываться, а с тех пор как в моём доме поселился мистер Вселенная, видимо, пора начинать.

— Здравствуй, Ксюшенька. — Берёт моё лицо в ладони, заглядывает в глаза и, не дождавшись какого-либо разрешения или сигнала, наклоняется и глубоко целует.

Забываю, что грустила и плакала. Совершенно не думаю о том, что там было до этого, потому как его язык нагло изучает каждый миллиметр моего рта. Максим целует меня и при этом давит, заставляя капитулировать.

Нежный утренний поцелуй перерастает в нечто сумасшедшее.

— У меня нет чистого белья, и это проблема, Ксюшенька. Я принял душ, постирал свои «Дольче», выжал, немножечко подсушил, пока ты спала, но… Но, сама понимаешь, когда я их надел снова, ощущение непередаваемое. Меня будто усадили в бочку со слизнями.

— Ой, — хихикнув, выдыхаю я, конечно же сочувствуя, но тут же закатываю глаза, задыхаясь от удовольствия. — Мои тебе не подойдут, Максим. Хотя у меня много чистых.

— Да, твои вряд ли.