– Это моя младшая дочь Алена. Инна Викторовна.
– Очень приятно, – скороговоркой сказала молодая женщина. У нее были тонкие черты лица и узкие губы, едва подкрашенные бледно-розовой помадой.
– Взаимно, – я кивнула еще раз Кире Андреевне и повернулась к женщинам спиной.
Каждый шаг по лестнице давался мне с трудом. Я часто останавливалась и смотрела вниз – в лестничный пролет. Я думала, что в жизни все случается внезапно и невпопад…
И я совсем не была готова к этому повороту с Мариной.
Хотелось немедленных объяснений. Просто сразу и сейчас. Хотелось орать, топать ногами, матюгаться и бить чашки одновременно.
И только теперь я поняла, насколько все серьезно. Одно дело – измена. Слово-то какое-то скользкое и расплывчатое – измена, как желе, которое просачивается сквозь пальцы. Другое дело – ребенок. Ре-бе-нок, – стучало звонкими молоточками в мозгу.
До дома я доехала быстро. Скинула куртку на пол в коридоре и прошла в большую комнату.
Села на кровать, не зажигая света, и взяла сигарету из пачки, лежавшей на тумбочке.
– Подлец ты, Владимир Николаевич, – сказала я трясущимися губами. Руки тоже тряслись, и я никак не могла чиркнуть зажигалкой.
Я вспомнила, как один-единственный раз закурила при нем, и муж вырвал сигарету из рук, смяв ее, как ненужную бумажку.
– Еще раз закуришь, губы вырву. Слышишь? Повтори!
– Слышу, – успокоила я его. – Губы вырвешь.
– Не сомневайся, Инка! Ни секунды.
Теперь заниматься членовредительством было некому. Я почему-то подумала о Марине: а она? Курит? Или это правильная женщина, которая все делает правильно. Встретила мужчину, полюбила его и родила ребенка. Не стала раздумывать, что и как. Просто взяла и родила. От любимого мужчины. А я даже родить не смогла… Мы старательно обходили эту тему, как будто бы ее и не было. Как обходят мертвого голубя на дороге или компанию подвыпивших юнцов. Нет, значит, не существует…
Но для Володи эта тема существовала. Раз он согласился с… чем? – прошептала я одними губами. С тем, что у него будет ребенок? А Марина спрашивала у него согласия? Или поставила перед фактом?
Я задавала себе вопросы, от которых становилось еще горше. Я словно расковыривала себе рану… И не могла остановиться.
Пепел с сигареты упал на пол. Я нагнулась и взяла его в руки. Черт!
Я пошла в коридор с истлевшей сигаретой и достала из кармана куртки бумажку. Расправила ее. Буквы прыгали перед глазами. Зачем я ее сохранила? Зачем? Может, лучше было выбросить ее по дороге и никогда больше не вспоминать о своем визите к секретарше мужа?
И вдруг я поняла зачем. Мне хотелось увидеть эту Марину и поговорить с ней. Хотя о чем я буду говорить? Просто увидеть. Просто посмотреть на нее. Я еще не знала, что любая обманутая женщина хочет взглянуть на соперницу, чтобы
Я не была исключением. Даже если Марина окажется несостоявшейся топ-моделью с ногами от ушей и внешностью Памелы Андерсон, я смогу все это пережить. Пусть болезненно, но смогу. Главное – понять, почему Дымчатый выбрал ее. Или за что?
От Марины мысли плавно перескочили к ребенку. Никогда, никогда я не заглядывала в этот омут. Это была бездна, в которую нельзя было заглядывать, иначе можно было упасть и не выкарабкаться. Тот несуществующий ребенок, которого я часто себе представляла, был похож на Володю. Почему-то я думала, что это будет мальчик. Такой же, как мой муж в детстве, каким я видела его на фотографиях: упрямый, лобастый, похожий на маленького олененка. С вечно сбитыми коленками и крепко сжатыми губами. Мы бы ездили с ним на море, наряжали елку под Новый год и ходили на рыбалку. А когда у него бы воспалились гланды и нужно было срочно делать операцию, я бы сидела в коридоре и безумно переживала за него. А потом я бы купила ему много-много мороженого, и он бы говорил, что его мама – лучшая в мире.
Я с яростью потушила сигарету в пепельнице.
Как-то незаметно, тихо рассосался наш семейный досуг. То ли потому что мы стали друг другу неинтересны, то ли потому что не было
Я застонала и повалилась на кровать. На нее прыгнула Леди Ди и стала тереться о мои ноги.
– Мне капец, Дашка! – Я зарылась лицом в кошкину шерсть. – И зачем мне вообще жить?
Мне почему-то казалось, что если я сейчас уйду из дома и не вернусь, Дымчатый будет только рад – я развяжу ему руки, и он преспокойно будет жить со своей Мариной и своим ребенком.