Муж-озеро

Но сейчас все было иначе. Сейчас, когда она консультировала не абстрактных просителей против абстрактных захватчиков (пусть и на вполне конкретных, но все-таки не ее озерах), а пыталась защитить самое дорогое и единственное, что у нее было, ее отношение к информации изменилось. Каждую новую запятую в досье на Кудимова она тщательно изучала, чуть ли не обнюхивала. По мере того, как из безличного, непознанного зла на сцене материализовывался пусть большой и страшный, но все же конкретный человек, ей становилось легче на душе. Узнанный, он становился для нее почему-то слабее, а она — хоть на миллиграмм — сильнее. Танюша знала теперь, что он без проблем может скупить еще с десяток чиновников и застроить еще с десяток озер, однако это знание не повергало ее в панику, как прежняя неизвестность. Это все-таки был не демон, не инопланетное чудовище, не дьявол во плоти — это был всего лишь наглый растолстевший ушлепок, владеющий каким-то количеством магазинов и строительных фирм, получивший за взятки господряды на прокладку каких-то дорог и регулярно выпивающий/поедающий шашлыки в компании каких-то чиновных и полицейских тузов. Всего-то! Эти сведения (Оля нашла возможность распечатать «досье» и передать Танюше со знакомыми туристами), которые для любого другого человека четко рифмовалось бы со словами «бесполезно, не лезь в это», на Танюшу действовали успокоительно. Нет, она еще не верила в то, что сможет победить, однако уже не отчаивалась. Она знала врага в лицо, она не собиралась уходить перед его натиском. Она была на своем месте и делала то, что должно. Разрушенная, распавшаяся было картина мира снова собралась и стала необычайно ясной. Жить здесь, ходить с мешком вокруг Озера, наблюдать за стройкой и агитировать отдыхающих на борьбу с Кудимовым — вот было ее предназначение. Пусть горькое, но оно было именно ее, танюшино. У нее давно не было такой уверенности в правильности избранного пути. Все предыдущие три года она лишь нащупывала его, но не находила. Да, она убирала мусор, она оберегала Озеро. Но она боялась и ненавидела своих соседей; а ведь они тоже, как могли, пытались приобщиться к чуду. Теперь, перед лицом настоящей опасности, Танюша почувствовала общность с ними. Да и они, казалось, отвечали ей тем же. С того дня, когда началась стройка, мусора на берегах стало значительно меньше. Многие обладатели квадроциклов и джипов, желая почувствовать себя хорошими (в противовес «плохим», которые долбили землю за забором), начали вывозить не только свой мусор, но и тот, что собирала Танюша. А под конец — и совсем чужой, найденный в окрестностях. Эти усилия придавали больше веса их возмущению, помогали стать еще правее (а тех, что за забором, сделать еще более неправыми). Во многих лагерях Танюшу теперь поджидали, и спрашивали, почему она опаздывает. Как-то вдруг сложилось так, что у нее появилась обязанность приходить на каждую из дружественных стоянок в определенное время. Соратники (теперь у Танюши было и такое) усаживали ее на самое почетное место, выдавали чай и печенюшки (она давно не ела столько сладкого), отчитывались (хотя она вовсе не просила отчета) в том, сколько мусора они собрали и приготовили на вывоз в багажнике машины. Затем, словно в награду за труды, приступали к расспросам. Эти козлы уже дошли до крыши? А хозяин — как там его? — действительно ли друг президента и самый-главный-депутат? А дорогу свою он тоже обнесет забором, чтобы другие по ней не ездили?

— От самого дома вряд ли обнесет, — улыбалась Танюша. — Но неподалеку от станции — да, уже поставили шлагбаум. И бытовку рядом, там охранник дежурит.

— А я слышал, его какие-то джиперы назло расфигачили, — ухмыльнулся парень с золотым крестом на волосатой груди.

— Ага, а потом охрана им навешала. Не видел? Во «Вконтакте» мелькало. В какой-то их джиперской группе запостили, — отозвался его товарищ.

— Эти черножопые, что ли? Попробовали бы ко мне сунуться, я бы их…

— Теперь у него в охране и русские есть, — вежливо перебила Танюша. — На шлагбауме, например, русский сидит. Еще, говорят, есть два дагестанца — но они больше с хозяином ездят, туда-сюда. Наверное, они на джиперов и напали. А на стройке — таджики и узбеки. Но они вроде не агрессивные.

— Во, бл…, всюду черных насажали! Уже по родной земле и пройти нельзя…

— Что русские, что черные — результат один. Берег и лес захватили, — поспешила Танюша выправить направление разговора.

— Говорят еще, что хозяин стройки запрещает джипам тут ездить. Типа он за природу и все такое, — лениво сказала рыжая девица с серьгой в пупке, до этого молча сидевшая в сторонке у мангала; Танюша даже не сразу ее заметила.

— Ни хрена себе за природу! Себе он эту природу отхавал, а другим не дает?!

— Типа джиперы тут все засрали, в озеро с колесами заезжали, пятна бензиновые по воде плавали, — вымолвила девица, вертя сигарету в пальцах и ни на кого не глядя.

— Не, ну это, конечно, беспредел.

— Они гадили, а мы виноваты?!