Муж в наказание-2. Свобода любой ценой

— Эмир, как ты не понимаешь? Я же тут с ума сходила! Я бога молила о том, чтобы увидеть тебя живым, а ты вместо того, чтобы принять хоть какие-то меры, неизвестно сколько времени ходишь с дырой в туловище. Зачем тогда ты боролся за свою жизнь, если так не дорожишь ею? Зачем, спрашивается?

Руки Эмира падают с меня, словно они налились свинцовой тяжестью. Он неподвижно стоит напротив, застывшими глазами вглядываясь в одну точку — сквозь меня.

Сейчас самое время что-то сказать, но ничего... ни звука...

Рождается столько мыслей, и все они буквально кричат о том, что мне ни в коем случае нельзя показывать свою слабость перед ним. Нельзя показывать, что он и есть моя слабость.

Эмир заводит руку за мою шею, привлекает меня ближе к себе. Веки его под тяжестью смыкаются. Он прижимается своим лбом к моему и выдыхает из себя наверное весь запас воздуха, пока неустанно молвит: прости... прости... прости меня, Диана...

Эти слова плетью высекаются в сознании, у меня в сердце кровоточащей раной.

— Глупышка, не за свою жизнь я вовсе боролся. Моя жизнь ничего не стоит, — шепчет он у моих губ.

Миг — и он впивается в них, выбивая почву из-под ног. 

Эмир нагло обворовывает меня. Он крадёт мой воздух, забирая его себе и не оставляя мне шанса для того, чтобы задать вопрос.

Ловкий ход. Такая у него тактика, чтобы уйти от ненужных вопросов, чтобы вновь оставить меня ни с чем, уязвить жалящими поцелуями.

Нежность. Она ощущается даже на кончиках пальцев Эмира. Она стремительно просачивается в меня, расслабляя и обездвиживая. 

Голова кружится. Мысли в ней все путаются. Разом я забываю обо всём.

Накрываю ладонями его плечи, держусь за них крепко, чтобы не свалиться от наплыва чувств. Уже гуляю руками по обнаженному туловищу и чувствую под ними что-то липкое, горячее.

Кровь.

Отстраняюсь от Эмира резко. На окровавленную ладонь свою смотрю, почувствовав как под моей рукой его грудь моментально каменеет.

— В обморок, надеюсь, не рухнешь? — встревоженно интересуется Эмир, глядя на мою позеленевшую физиономию.

— Постараюсь, — отвечаю сквозь сбивчивое дыхание, пытаясь прийти в себя. — Присядь пока. Я осмотрю твою рану.

Эмир и не старается скрыть довольную мину. Без препирательств он усаживается на широкий гранитный выступ. Трясущими руками я смачиваю бинт антисептиком и протираю пораженный участок со спекшейся кровью на его боку. Прихожу в ужас, увидев пулевое отверстие размером с мой большой палец. К горлу тотчас подкатывает тошнота.

— Давай я лучше сам всё сделаю. Не хватало ещё, чтобы ты потеряла сознание, — предпринимает он попытку выхватить бинт, я не позволяю, изворачиваюсь от него.

— Эмир, а вдруг эта рана серьезней, чем ты думаешь? Что если задеты органы? Что если у тебя открылось внутреннее кровотечение? 

В панике я хватаюсь за волосы. Приложи я больше усилий, то выдерну их с корнями.

Эмир же не разделяет моей встревоженности. С непоколебимой уверенностью он смотрит на меня исподлобья.

— Ты забыла? Я ведь бывший наёмник. Анатомию человека я знаю вдоль и поперек. В этом месте нет никаких органов, только плоть. А кровотечение открылось, потому что организм постоянно находится в стрессе.

— Даже сейчас?

Он указательным пальцем поднимает мою голову за подбородок и чмокает меня в кончик носа.

— Сейчас особенно, — отвечает, понижая вибрирующий голос. — Для заживления организму нужен здоровый сон и любимая женщина рядом!

Ему ещё хватает наглости шутить.

Или, может быть, это и не шутка вовсе.

— Значит, сейчас заштопаю тебя, как получится, и отправлю в койку исцеляться на денёк-другой! — заливаюсь я краской совсем как маленькая.

— Жду не дождусь, — говорит он, подавляя зевоту. — Вот только такие огнестрельные ранения не зашивают, дорогая моя. Это тебе на будущее.

Вздрагиваю от постановки фразы. Столбенею с хирургической нитью в руках и тут же отбрасываю её в сторону за ненадобностью.

— Что значит "на будущее"? — обомлев, проговариваю почти неслышно.

Эмир спрыгивает на пол и заключает меня в крепкие объятия, вынудив натянуться струной.

— Шутник из меня никудышный, ровно так же как и муж, — досадливо он хмыкает. — Но я исправлюсь. Верь мне.

— И что же нам тогда делать с твоей раной?

— Пластыря и обезболивающего вполне хватит. Заживёт, как на собаке.

В этот момент взгляд мой застревает на круглом шраме в области его ключицы. Я много раз обращала на него внимание, но допросить Эмира о его происхождении всегда побаивалась. А сейчас до меня наконец дошло, каким образом он достался Эмиру. Это тоже пулевое ранение.

Эмир смотрит на меня напряжённо, затем на свой заживший шрам и мрачнеет как туча, понимая, в каком направлении движутся сейчас мои мысли.

— Марк уснул, — холодно бросает Эмир. Он подхватывает с пола люльку, выходит с ней из ванной, но быстро возвращается. — Иди к нему. Дальше я сам разберусь.

Наше будущее так или иначе будет под угрозой. Не будет в нём Рифата, зато в нём может быть тень прошлого, идущая за Эмиром с того самого момента, как он принял решение стать убийцей.

Прошлое ведь не переписать. Человеческую сущность вряд ли можно исправить.