Муж в обмен на счастье

– Ничего, Маечка. Может, и хорошо, что разбудила. Мне как раз поговорить с тобой надо. Я ведь давно хочу поговорить да все откладываю.

– Да, я слушаю вас, Анна Альфредовна, – с готовностью склонилась к ней Майя, – о чем вы хотели со мной поговорить?

– О Лёне, Маечка. Вернее, я даже не поговорить, я попросить тебя хотела…

Прикусив губу, она замолчала, будто собираясь с мыслями. Потом, вздохнув, снова заговорила:

– Я ведь тоже мужа своего не любила, Маечка… Он меня любил, а я его – нет, не любила. А когда он умер, поняла вдруг, что дороже его у меня на свете никого и не было…

– А… Почему вы решили, что я…

– Да не слепая я, Маечка. Я ж все вижу. Только ты не думай, что я обвиняю тебя в чем. Наоборот, я тебе благодарна, что ты любовь моего сына приняла. Так уж положено, видно, многим по судьбе женщинам, чтоб быть за мужскую любовь ответчицей. Ты уж так и живи, Маечка. Поверь, вовсе не плохая это судьба. И не казнись, что Темочка не Лёнин сын. Пусть он об этом не знает ничего.

– А с чего вы… – начала было Майя и осеклась.

– Да знаю, знаю я все. И понимаю тебя. Мы ж с тобой из одного города, а он не такой и большой, чтоб злые сплетни мимо тебя проходили. У Лёни же не может быть своих детей, он в детстве очень тяжелую форму свинки перенес. Он и не помнит об этом. Что ж, зато через тебя ему сыночка бог послал. Не бывает плохого без хорошего, Маечка. Так что ты зря казнишься, правда. Я тебе очень благодарна за Лёню. Не пришлось ему маяться своей любовью, ты всегда с ним рядом. Спасибо тебе, Маечка.

– Ох, Анна Альфредовна… – только и смогла выдохнуть Майя, схватившись за пылающие щеки. – Вы… Вы… Я даже не знаю, какая вы…

– Я всего лишь мать, девочка, – улыбнулась Анна Альфредовна. – Обыкновенная любящая мать. И ты тоже такой матерью будешь. Храни вас всех господь, живите дружно.

– Вы так говорите, будто… Мне даже страшно, Анна Альфредовна! Вы как себя чувствуете? – снова тревожно склонилась к ней Майя.

– Да нормально я себя чувствую. Сейчас снова засну. Ты иди к себе, Маечка. Ну что это за ночное дежурство, будто я умирающая старушка какая! Иди-иди, спать ложись! И помни, что я тебе сказала. Не смей казниться, слышишь? Здесь нет обмана, здесь только судьба… Все, иди, Маечка…

Она вздохнула легко, закрыла глаза и вскоре и впрямь уснула, задышала ровно. Майя поднялась из кресла, на цыпочках прошла в спальню, по пути заглянув в Темкину комнату. Мальчишка спал на боку, обхватив себя худыми руками и подтянув к животу ноги, одеяло валялось на полу рядом с кроватью. Подойдя, Майя накрыла им сына, подоткнула со всех сторон. Темка, чуть всхлипнув во сне, перекатился на спину, повернувшись к ней лицом – хорошеньким, чистым, трогательным. До ужаса обаятельным лицом юного мальчика Харатьяна…

Анна Альфредовна умерла этой же ночью, во сне. От остановки сердца, как сухо констатировала проведенная медэкспертиза. На похороны приехали Алевтина с детьми да несколько подруг Анны Альфредовны из их города – родственников, кроме Лёни, Майи, Темки и дяди Хельмута, никаких больше не нашлось. Еще несколько соседок по дому пришло, с которыми добрейшая Анна Альфредовна успела подружиться. И девчонки Майины, студентки бывшие, пришли, кто после учебы в Питере остался. И нынешние ее сослуживцы. Майя плакала, не переставая, заходилась в сухих рыданиях до истерики, до икоты – даже Алевтина посматривала на нее чуть встревоженно и самую малую капельку ревниво, если можно говорить о ревности в таком скорбном случае. А Лёня, наоборот, весь в себе замкнулся. Будто не слышал никого, не видел и только сильно вздрагивал, когда к нему кто-нибудь обращался. Смотрел сквозь очки грустно-вопросительным взглядом, не мигая, будто держал от себя на расстоянии. Потом, после похорон, когда все разошлись-разъехались, они долго еще так жили: Майя ходила с опухшими от ночных слез глазами, а Лёня – весь полностью в себе, там, внутри, пугая всех своим немигающим грустным взглядом. Меж собой они об этом почти не разговаривали, каждый свою виноватость собственным грузом на душе нес, на другого переложить не пытаясь.