Муж в обмен на счастье

Димка снова затянулся, торопливо выдохнул дым в форточку, повернул к ней удивленное лицо. И впрямь, чего это она заговорила про это? Коснулась вдруг запретной темы – зачем, спрашивается? Существовала меж ними сама собой сложившаяся молчаливая договоренность: никогда не поминать в разговорах ни Лёню, ни Дину. Не говорить, не касаться, никак не ворошить своего прошлого и не трогать настоящего. Все там оставлять, за спиной – хотя бы на время короткой встречи. В это прошлое, так уж получилось, попал и Темка – Дима о нем никогда не спрашивал. Встречи их были довольно редкими, ни к чему их обоих не обязывающими. Любовь в чистом незамутненном виде – так говорил об этих встречах Димка. Майя смирялась. Пусть. Пусть хоть такая будет. Куда от нее, от проклятой, денешься. Пусть будет. А как уж эту любовь Димка обзовет – чистой ли, грязной ли, это уж не столь важно…

– И… что? – все-таки подтолкнул ее к разговору Димка. – Чего там решается-то?

– Да долго рассказывать…

– Ну и расскажи, раз начала. Чего, Лёнька не хочет алименты платить?

– Нет. Не хочет.

– Слушай, а откуда он узнал, что мы с тобой…

– Не знаю, Дим. Он письмо от кого-то получил. А потом уехал. На суды теперь его адвокат ходит.

– А на фига ты вообще связалась с этими судами?

– Да кто бы мне самой на этот вопрос ответил… Так получилось, Дим. Тогда надо было Юльку доучивать, и у Ваньки проблемы были, и мама болела… В общем, смалодушничала я. Уступила. А теперь уж чего – теперь и дороги назад нет. Теперь и Мстислава, мой адвокат, отступать не хочет. Как говорится, колесо правосудия завертелось и не может никак остановиться. Мстислава говорит, что осталось только квартиру на меня оформить…

– Не понял, – прищурился Димка. – Какую квартиру? При чем тут алименты и квартира?

– Долго объяснять, Дима. Да и не хочется.

– Ну почему? – На лице Димы была явная заинтересованность. – Давай уж все рассказывай. Сама ж начала.

– Да тут особо и рассказывать нечего, знаешь, – вздохнула Майя. – И не я это придумала, чтоб накопившийся долг по выплате алиментов на Лёнину долю в квартире обратить. Теперь так получилось, что я единоличной квартирной собственницей буду.

– А большая квартира-то? – тихо спросил Димка, внимательно вглядываясь в сырое окно. Потом слепо пошарил рукой по облупившемуся подоконнику, нащупал пачку, выудил новую сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил. Затянулся глубоко и резко, будто вздохнул.

– Большая, Дима.

– И что, ее потом продать можно будет?

– Ну да, наверное, – пожала плечами Майя, болезненно нахмурившись. – Там район хороший, престижный… Можно быстро продать. Не в этом же дело, Дим! Какая разница, большая она или маленькая, продать или не продать! Все равно я к ней, если по справедливости, никакого отношения не имею.

– Как это – не имеешь? Теперь получается, что как раз имеешь, и самое прямое.

– Ну да. Если юридически. А так, вообще… Ты знаешь, мне иногда кажется, что все это будто не со мной происходит. Будто я лечу и лечу куда-то. Такой, знаешь, тягучий, растянутый по времени полет в пропасть, и ждешь не дождешься, как бы до дна долететь да разбиться об него вдребезги. Поначалу вообще лететь страшно было, а потом я отупела будто. Обвыклась. Ничего уже не чувствую.

– Что, вообще ничего не чувствуешь? И меня тоже не чувствуешь? – Дима с улыбкой обернулся к Майе. Странная была у него улыбка – отдельная от лица. Губы улыбались, а глаза будто думу думали. Такие глаза бывают у человека, вынужденного принимать срочное и важное жизненное решение. Сейчас или никогда. Вроде как и не хочется это решение принимать, а надо…

Снова обернувшись к окну, Дима переспросил требовательно:

– Ну, чего задумалась? Не любишь, значит?

– Люблю, Дима. Ты же знаешь, что я тебя люблю. И всегда любила. Зачем спрашиваешь?

– Сама ж говоришь: «Не чувствую ничего…» Я испугался даже. Ты так не говори больше, ладно, Майка? Я же тоже тебя очень люблю. И тоже – всегда. Вот и получается, что мы в эту пропасть вместе летим. Не зря же говорят – от судьбы не убежишь. Слушай, а может, и не надо от нее убегать, а? Ну что мы с тобой, как дети малые, прятаться от всех должны?

Выщелкнув окурок в форточку, он шагнул к ней, сел рядом с Майей, с силой притянул ее к себе. Она даже руки не успела из-под одеяла выпростать, ткнулась ему беспомощно в плечо носом.

– Майка, Майка… Какие же мы с тобой дураки… Это же так просто, Майка! Я, ты и наш сын… И больше ничего, ничего не надо!

– Погоди, Дим… – закрутилась в его руках Майя, пытаясь высвободиться. – Погоди. О чем ты говоришь, я не понимаю?

– Ой, да чего тут понимать! Мы же любим друг друга? Любим! Мы можем жить вместе? Можем! Почему нет? Почему у нас не может быть общей жизни, если у нас одна на двоих любовь есть? Да у нас даже сын общий, свой собственный, есть! О чем тут еще можно говорить, Майка?

– Дим, ты что? – не могла поверить услышанному Майя. – Ты же никогда раньше ничего и подобного не говорил!