Читаем Муж, жена и сатана полностью

— Милый друг мой, вы просите совершенно о невозможном… — После этого взял паузу. Бахрушин молчал, стараясь ничем не выдать расстроенности своей от услышанного. Однако глаза его заметно потухли и кончики губ опустились чуть ниже, вместе с завершеньями пышных усов. И это не укрылось от глаз проницательного старика. Он хохотнул и неожиданно сказал: — Признаться, ехал к вам сейчас с известием более чем приятным. Но придется, видно, приятствие сие удвоить. — Александр Алексеевич в надежде вскинул на него глаза. — Да, Александр Алексеевич, могу известить вас, что улица нынешняя станет теперь Большой Бахрушинской, в почет и в память благодеяний и милосердия вашей большой семьи: так городская власть постановила, так оно теперь и станет. И заметьте — прижизненно называем, прижизненно! Так вы и сами тому виной — успели, как говорится, богоугодных дел натворить, да и немало к тому же. А что до прошенья вашего, так невозможное оно по фигуре всего лишь. Потому как не просить меня следовало об таком для вас, а попросту определить в известность. Считайте, что уж и определили. И получили от князя Долгорукова согласие. За сим, примите поздравленья от городских властей и… — он снова театрально огляделся по сторонам, — но только отчего не вижу угощенья, об котором управляющий ваш так бахвалился. Сразу видать, мошенник, вы уж, батенька, поосторожней с ними, они чужих денег считать не любят. Такие распорядители с легкостью по миру пустят — так, что и не сразу обнаружишь.

Последние слова городского главы Бахрушин уже пропустил мимо ушей. Дело было сделано, да еще с переизбытком удовольствия. Он склонился над князем, взял его руку и поднес к губам.

— Ваше сиятельство…

Одновременно сделал призывный жест врачу и архитектору, ожидавшим знака, — мол, подходите сюда, теперь уже можно. В этот момент раздались колокола, и приглашенный к празднику народ, перекрестившись в последний раз, начал толпою вытекать из храма на просторный двор перед главным фасадом, к павильону с готовыми для приема гостей изобильными столами. А среди них — старший и младший Бахрушины, Петр и Василий, еще ничего не ведающие о последних, добытых средним братом, славных новостях.

Через неделю, отойдя от событий, Бахрушины поручили Борису Викторовичу распланировать все необходимое для производства отдельных дополнительных работ по устройству фамильного склепа семьи меценатов Бахрушиных.

Первым из семьи после помещения останков главы династии Алексея Федоровича и его супруги в фамильный склеп был захоронен старший из Бахрушиных, Петр Алексеевич. Остальным предстояло жить еще годы и годы.

9

Предметы в квартире Гуглицких начали вести себя более чем странно, начиная с того самого дня, когда Прасковья обнаружила на кухонном полу перевернутый ковшик для варки яиц. Поначалу значения никто этому не придал. Да и кому было придавать кроме нее самой. Ни Аданьке, ни тем более Лёве она вообще говорить тогда ничего не стала — ну упал себе и упал, мало ль каким сквозняком залетным наскочило да перевернуло, хотя фортка лично ею самой была прихлопнута до тугости и повернут запор. Ошибиться она не могла, голова, слава богу, пока работала и память вместе с ней. Однако перекрестилась и забыла. А ближе к обеду другого дня, когда вернулась с рынка, выгуляла Черепа и перемыла брошенную хозяевами посуду, пришлось-таки заново вспомнить про вчерашнюю странность, какая, видать, так и не отмолилась, как надо.

Через пару дней, когда она снова была в доме одна, внимание Прасковьи привлекла вдруг настежь распахнутая дверца гоголевой клетки. Сам Гоголь сидел нахохленный, сжавшись в тугую тушку, что ему совершенно не шло и являлось абсолютно нетипичным для наглой, не привыкшей ни в чем себе отказывать птицы. Глаз его при этом был насторожен и недобр.

— Ну, чего на этот раз удумал? — махнула на него тряпкой Прасковья. — Ругаться постановил? Иль кусать будешь — чего распахнулся-то?

Однако клетка отпиралась снаружи, и при всем желании попугай не сумел бы так изловчиться, чтобы просунуть свой толстенный клюв в узкий промежуток между проволочными прутьями и повернуть запор. Да и к чему было ему такое, раз даже выбираться не стал из клетки, хотя и часто просился.

Это дошло не сразу, но дошло. И сильно озадачило. Происходящие в квартире безобразия еще не начали складываться в общую неблагополучную картину, но предвестия ее, как было уже понятно, постепенно стали проявляться с некоторой периодичностью. Клетку она тогда закрыла и запор вжала посильней. Но ощущение было нехорошим: неясное чувство, перемешивающее внутри нее идущий откуда-то снизу скверный холодок с дурной и опасной тяжестью, настойчиво тянущей плечи к паркету, не отпускало вплоть до прихода Аделины и Лёвы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза