Когда они вечером, усталые, но взволнованные и довольные своими изысканиями, вернулись в гостиницу, Владимир тут же позвонил в Санкт-Петербург знакомым по своему флотскому прошлому. Через них вышел на кого-то из старых коллег Петрушевского по Институту мозга. Мало было надежды разыскать его друзей десятилетней давности, однако же они нашлись, и даже на удивление быстро.
По полученным сведениям картина вырисовывалась следующая. Да, был такой человек, работал интересно и много, куда делся – никто не знает. Были у него контракты сначала в России, потом где-то «за бугром», а после он и вовсе канул в неизвестность. Отлично образован, знает языки, были влиятельные родители, которые смогли дать сыну приличное воспитание. Парень был очень избалованным, но способным и сверх всякой меры честолюбивым. В молодости любил походы, гитару, песни у костра. Красив, обаятелен, уверен в себе, нравится женщинам.
– Видно птичку по полету, – сказала Юлия. – Портрет точный. Это он и есть. Надо действовать.
– Не спеши, – задумчиво произнес Владимир. – Надо изучить его подробнее, его прошлое, привычки, речь, его образ жизни. Надо влезть в его шкуру. Только тогда мы поймем, с кем имеем дело, и сможем найти к нему подход.
На следующее утро они уже звонили во входную дверь дома Петрушевских. Они приехали совсем рано, зная, что хозяина нет дома. Никита сообщил, что Питер в этот день будет занят с большой русской группой на другом острове. Дверь открыла молодая девушка-мулатка, сразу же за ней в инвалидном кресле-каталке появилась хозяйка дома. Юлия с Владимиром представились знакомыми бывших санкт-петербургских коллег ее мужа.
Хозяйка, жена Питера, Валерия Петрушевская, несказанно обрадовалась гостям из России, да еще знакомым знакомых. Она сразу же пригласила пройти, предложила чаю с истинно русским радушием и гостеприимством. Гостиная в доме была просторной, в модном минималистском стиле: белый пушистый ковер на каменном полу, светлая мебель. Дом стоял в тени деревьев, но, несмотря на это, в комнате было много воздуха и света. Целую стену занимали увеличенные фотографии в хорошем багете.
Юлия сразу подошла к этой стене. Черно-белые любительские снимки, каждый из которых мог бы получить премию «снимок года». На Юлию смотрели молодые лица Питера, Валерии, их родителей, друзей и коллег. Люди на фотографиях работали, читали лекции, позировали группой для памятных снимков участников конференции, сидели за столом, танцевали твист, пели под гитару у костра и натягивали паруса яхты... Эта давно ушедшая черно-белая жизнь была такой радостной, прекрасной, наполненной подлинным, непоказным счастьем, что на мгновение Юлию охватили сомнения: тот ли это человек? Не напрасно ли они пришли сюда? Не ошибаются ли вообще в сути случившегося?..
В доме было прохладно, работал мощный кондиционер. Усадив редких гостей поудобнее, Валерия стала расспрашивать о последних событиях в России. Она интересовалась всем происходящим в стране – ей хотелось знать их мнение и о политике, и о театре, и о литературе.
Во время разговора Юлия внимательно присматривалась к своей неожиданной собеседнице. Женщина в кресле-каталке выглядела болезненной, но оживленной. Немолода; точный возраст определить трудно, но, скорее всего, что-то около пятидесяти. Бледная кожа свидетельствует о том, что она почти не выходит на солнце. Худая, изможденная, Валерия старалась тем не менее держаться бодро. И по всему было видно, что в молодости она была хороша собой, кокетлива и остра на язык. В жене Питера чувствовалась настоящая порода.
– Как жаль, что мужа нет дома, он так обрадовался бы вашему визиту! – говорила она с чуть заметной хрипотцой в голосе, выдававшей в ней заядлую курильщицу со стажем. – Он скучает здесь, хотя и старается мне этого не показывать. У нас очень редко бывают гости из России. Питеру еще хорошо, он видит русских на работе, а вот я... я теперь почти не выхожу из дома. А раньше я тоже много ездила, со своим оркестром, часто бывала на гастролях.
– Вы музыкант? – подхватила эту тему Юлия.
– Да, я виолончелистка. Работала в Ленинградской филармонии. Как много воды утекло с тех пор!.. Теперь я серьезно больна.
Юлия стала расспрашивать ее о болезни. Валерия, ничего не скрывая, свободно и откровенно говорила о себе. С глубокой, но спокойной горечью, без всякой рисовки и истеричности она объяснила, что у нее СПИД уже в поздней стадии и сделать ничего нельзя. Юлия с уважением смотрела на эту худенькую стойкую женщину. А Валерия, испытывая доверие к этим новым для нее, но таким симпатичным людям, поведала об истории своего заболевания.