Муж

Однако есть у него ещё один облик — тот, который он надевает с женщинами. В то время я ещё очень мало о нём знаю, и меня жестоко ранит его манера позволять прикасаться к себе другим женщинам, ведь теперь он женат на мне и это, по моему разумению, должно накладывать определённые ограничения на его поведение и привычки. Не важно, как у них принято, не важно, как заведено в той среде, где выросла и жила я, важно то, что я чувствую теперь, когда его целуют и обнимают другие женщины, отнимают у меня его внимание. Если он мой муж, значит и мужчина он тоже только мой, разве не так?

И вот я наблюдаю за тем, какой Алекс с друзьями: расслабленный, мягкий, остроумный, местами весёлый, легко парирует шутки, адресованные ему, шутит сам, но его юмор особенный — он не ранит никого, не кусает, не причиняет боли. Я обнаруживаю новые грани его личности, глубину доброты и искренней доброжелательности к людям, вижу цельность и монументальность его характера, и эти открытия разогревают мой интерес, я хочу большего, хочу увидеть, узнать его целиком.

В шутливо-саркастической перебранке на тему изящных способов само преображения возникает вопрос, адресованный мне лично, и возможности спрятаться в молчаливом созерцании на этот раз у меня нет:

— Валерия, а вот ты знаешь, что означает татуировка у Алекса под грудью? — забрасывает удило Кристен, и все присутствующие, кроме самого Алекса, поддерживают её интерес шумным одобрением. — Это тайна из тайн, которую он никому не раскрывает! А тебе рассказал?

Мой муж не промолвил ни слова о куда как более серьёзных вещах, нежели его татуировка. Не посчитал нужным.

— Нет, мне он тоже ничего не говорил, — отвечаю. — Но я и не спрашивала, и без того не сложно догадаться, что там.

Все шесть пар глаз разом устремляются на меня. Алекс смотрит с выражением, которое я не могу понять. Такое бывает редко, чаще я вижу в его взглядах и настроение, и чувства, а иногда, мне кажется, даже могу прочесть его мысли.

— И что же там? Не томи! — Кристен начинает ёрзать от нетерпения, а меня покусывает мысль, откуда она знает, что именно у Алекса на груди? Отдыхали вместе на пляже? Плавали в бассейне?

Притихнув, все ждут мой ответ, но я не могу выдавать чужие тайны:

— Если Алекс никому об этом не рассказывает, значит, там зашифровано нечто важное для него. И вполне понятно, что он ни с кем не хочет этим делиться. Зачем же мне лезть со своими догадками?

Кристен тут же в игривой манере обращается к Алексу, повиснув у него на шее:

— Алекс, пусть она расскажет! Скажи ей, не будь занудой!

Он не отвечает и смотрит на огонь, решая, выдавать своё позволение или нет. Потом резко поднимает глаза и соглашается:

— Это всего лишь догадки, пусть рассказывает.

— Уверен? — спрашиваю я.

— Конечно.

Набрав в грудь побольше воздуха, я выдаю все свои соображения разом:

— Ничего загадочного в этом рисунке нет. Ни для кого не секрет, что дерево — символ корней человека, олицетворение семьи во всех её проявлениях: плодовитости, наследственности, родства, отеческих чувств и сыновних, одним словом это любовь — та, которая бывает только в семье. Случайностям тут не место. В кроне этого дерева зашифрованы инициалы, и не трудно догадаться чьи. Некоторые из них нарисованы бледной синей, почти серой краской — скорее всего, это ушедшие близкие, другие яркие, цветные — это живые люди. Например, там есть ярко зелёная буква М, это явно Мария, — зелёный символизирует близость родства. Есть и другие зелёные буквы поменьше, скорее всего, это дети Марии. Ещё там есть алая V, соединённая и сплетённая с такой же алой А, и я бы рискнула предположить, что это инициалы моего имени и имени самого Алекса, но это исключено, так как когда мы познакомились, они там уже были, ну или я плохо помню. Вот так.

На мгновение наша уютная компания погружается в тишину, слышно только, как лениво шуршат волны у кромки залива, да потрескивают дрова в костре.

Алекс смотрит на меня… заворожено. Да, именно так, в его взгляде восторг, удивление и страх одновременно.

Спустя время Анна его спрашивает:

— Алекс, это правда? Семья настолько важна для тебя?

Он словно с трудом отрывается от меня, переводит свой внезапно застывший взгляд снова на огонь и тихо сознаётся:

— Да.

— Но ты никогда не говорил об этом! — восклицает Кристен тоном, из которого следует упрёк «Если бы ты только сказал, всё было бы иначе!». И я не хочу даже предполагать, что именно было бы иначе.

— А нужно?

— Обычно люди говорят о том, что для них важно! — Кристен убирает, наконец, руки с его шеи, заглядывает в его глаза, и я вижу, вернее, понимаю, что кольцо на пальце моего мужа ничего для неё не значит, и впервые осознаю всю масштабность планеты под названием «Алекс и женщины», где брак, вероятно, воспринимается с таким же весом, как одинокий возглас на переполненном стадионе.