Мужайтесь и вооружайтесь!

Имя Маржерета в ту пору для большинства русских людей было ругательным, зато во Франции оно успело обрести широкую известность. Там он, после первого возвращения на родину, написал и издал весьма познавательную, не лишенную авантюрности книгу «Состояние Российской империи и великого княжества Московского». Свое повествование он начал с царствования Федора Иоанновича и закончил воцарением Василия Шуйского, живо описав положение страны, двор, нравы, борьбу Гришки Отрепьева с Борисом Годуновым, смерть самозванца. Вернулся в Россию с намерением не только обогатиться, но и продолжить свою книгу, но дар сочинительства покинул его. Так бывает, когда душа окончательно искривится. После второго бегства из России Маржерет все еще продолжал надеяться, что со временем желание и умение писать о русской жизни к нему вернется. Но ответ из стана Пожарского у Троицы, который через полтора месяца доставит ему в Амбах Яков Шав, окончательно убьет эту его надежду.

Догони-ветер

Журавли улетают вслед за ласточками. Происходит это обычно на переломе августа, когда кончается Успенский пост и наступает конец жатвы — Спожинки-дожинки [77]. Крестьяне в этот день заламывают бороду оставленным в поле колосьям и, пригнув к земле, просят Николу Чудотворца, чтобы на следующий год он не оставил их без урожая. Солнце еще вовсю греет, но вода в реках становится все холодней. Это верный признак того, что лето навстречу осени вприпрыжку побежало.

А церковь в этот день перенесение Нерукотворного Образа Господа Исуса Христа из Эдессы в царь-град Византийской империи Константинополь празднует. Вот и стал сей день зваться Третьим, или Хлебным, Спасом. Со Спожинками его соединило присловие: «Хорошо, когда Спас на полотне, а хлебушко на гумне».

В третьеспасов день и нагнала нижегородское ополчение сибирская дружина. Высланные вперед для связи с ним посыльные вернулись с сообщением: земская рать вот уже как два дня стан вокруг Троице-Сергиева монастыря раскинула, окончательные силы собирает. Между Углической, Переяславской, Александрово-Слободской, Московской и Дмитровской дорогами свободного места нет, но гуще всего заставлены Климентьевское и Княжеское поля. Пожарский и его окружение на Красной горе посреди Климентьевского поля расположились, а Василею Тыркову с его людьми место от плотины Красного пруда до горы Волкуши у Московской дороги расписано. Пусть-де сразу туда отправляется, но, проезжая через Троицкий монастырь, копеечное серебро, отчеканенное в Ярославле, казначейским людям из ополчения сдаст. Они при Пятницкой церкви вместе с приказными дьяками обретаются. Стало быть, и Савве Романчукову с Кирилой Федоровым там надлежит остаться. А Тырков, как только с устройством дружины управится, прошен пожаловать к Пожарскому.

Такого внимания к себе Тырков не ожидал. Ну разве не приятно узнать, что в походном столпотворении ты не забыт, что в любой час своего прибытия можешь к князю Пожарскому явиться и будешь им незамедлительно принят? Такие уж это красноречивые слова: прошен пожаловать. Они еще и то означают, что Федор Годунов, поспешивший часть сибирской дружины раньше Тыркова к Пожарскому увести, немногого этим добился. Ведь князь не пустого мельтешения перед глазами ждет, а весомой лепты на общее дело. У Тыркова такая лепта есть. Вон она — вместо муки в хлебные бочонки под рогожами упрятана. Это тебе не баран чихнул.

Троице-Сергиев монастырь далеко видать — так он могуч и высоко над окрестными полями, холмами и оврагами поставлен. Еще выше и тверже вера его обитателей в Святую Троицу и великих чудотворцев — Сергия Радонежского и Никона. Именно она помогла им шестнадцать месяцев незыблемо стоять против литовского магната Яна Сапеги и наемников шестнадцати наиболее известных на Руси стран и в конце концов принудить их пойти прочь не солоно хлебавши. Следы того стояния и до сих пор видны — ямы, надолбы, корзины с землей, осадные укрепления, больничные и приютные избы, заставы в полусожженных и вырубленных рощах. Но зелень и старания монастырской братии заметно скрасили нанесенные земле раны. Теперь повсюду, куда ни глянь, видны походные шатры и холщевые наметы на жердевых остовах, ряды повозок, кони в загонах, пушки, складские балаганы, а между ними костры, костры, костры…

Не меньше пострадали и зубчатые стены каменной крепости, замкнутые в двенадцать разновеликих башен, но служилые и работные люди монастыря уже заделали вмятины от пушечных ядер, пробелили Красную стену и Святые ворота, через которые вступают в обитель Переяславская и Александрово-слободская дороги, чтобы выйти через ворота под Луковой башней и разойтись дорогами на Москву и Дмитров.

Первое, что бросилось в глаза Тыркову у Святых ворот — алая хоругвь с изображением Христа Спасителя, пшеничный сноп, перевитый цветами, а под ними хлеб-соль на столе, покрытом белым рушником. Без слов понятно: это приветствие каждому сюда входящему и одновременно поздравление с Хлебным Спасом.