Мужчина для классной дамы или История Тани Никитиной, родившейся под знаком Рака

У моих дверей вышла какая-то заминка. Что-то проскочило между нами. Борис сказал только одно слово:

– Спасибо.

Сел в лифт и уехал.

Блудный сын

Утро началось, как обычно, – звоном будильника и пением птиц за окнами – все никак не могу привыкнуть к этому. Солнце светило, как и вчера, но ветер дул холодный, и я пожалела, что не прихватила плащ. Ну, конечно, за ночь расцвела черемуха! Майское похолодание традиционно связывается с цветением черемухи, но у нас в Питере к этому добавляется еще и прохождение по Неве ладожского льда. От дома до станции метро и от метро до школы я передвигалась почти бегом, насквозь продуваемая «ласковым майским ветерком». А в школе меня поджидал пренеприятный сюрприз. До начала урока оставалось минут десять. Обычная беготня между парт, хихиканье, мелкие потасовки.

– Ты русиш сделал? Дай, а? Не будь гнидой, дай…

– Прикинь, Нинка красные колготки напялила! Думает, в таком прикиде Смирнову больше понравится, коза!…

– Ты что, мать твою, с моей сумкой сделал? Я тебе сейчас!…

Среди привычной малофильтруемой болтовни (мои ученики уже поняли, что я лояльно отношусь ко многим словам и выражениям и почти не обращаю на это внимания) я неожиданно уловила часто произносимую фамилию.

– Ровенский-то маху дал… Параша по инглишу – это сильно…

– Думаешь, оставят на второй год? Во ништяк! А крышу ему, видать, сильно скосило…

– Ровенского отец сегодня директору звонил. Я сама слышала, как Евгения Николаевна говорила Светлане Анатольевне, что он не ночевал дома.

– А дома прикольно не ночевать! Я однажды ночевал у кореша, круто было, не то что с предками!

Евгения Николаевна – это наш директор, дама, приятная во всех отношениях. Она обожает рассуждать про разные расцветки тканей, моды, рецепты вкусных и полезных блюд и чудодейственные диеты с таким авторитетным видом, что становится понятно – перед вами настоящий руководитель. Светлана Анатольевна – завуч и закадычная подруга Евгении Николаевны, это дама просто приятная. Щебетать с Евгенией Николаевной о тряпках – призвание Светланы Анатольевны: «Я вчера ситчик видела в Пассаже, такой хорошенький! Обожаю гобеленовые расцветки! – Светочка, но гобелен сейчас не в моде! – Женечка, ты не понимаешь, самый пик», – и, беседуя так, в духе Николая Васильевича Гоголя, наша очаровательная администрация может провести несколько часов. Совершенно непонятно, как они при этом умудряются руководить, и причем руководить очень даже неплохо. Эти милые дамы своими руками создали прекрасную школу из обыкновенной районной «дебилки» (так в наших педагогических кругах называются обычные средние школы). Конечно, и здесь есть недостатки, и одним из них является пресловутая детская борьба за успеваемость, то есть за оценки. Но ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. В общем, я с нежностью отношусь к нашим административным дамам – они высоко профессиональны и вполне порядочны, а близко дружить с ними и болтать про «веселенький ситчик» меня никто не обязывает.

Арсений не пришел в школу. Он не ночевал дома.

Да, новости оказались ударными. Свои четыре урока я провела, ничего не замечая. Только привычка, которую уже, видимо, можно назвать профессионализмом, заставляла меня произносить русские и английские слова, реагировать на ответы детей, писать на доске… Со стороны я, наверное, напоминала марионеток из произведений Гофмана. Думала совсем не о том, что делаю, а лишь о том, куда пропал Арсений.

Домой я летела, как на пожар, только сирены не хватало. Номер телефона Бориса Владимировича Ровенского я нашла в школьном журнале. Нужно было всего лишь его набрать, но вдруг я растерялась. Не оставлял меня один вопрос: а что я ему скажу? «Я, уважаемый Борис Владимирович, вам очень сочувствую». Отлично!

Пока я мучилась извечными вопросами закомплексованной идиотки, телефон зазвонил сам. Я быстрее русской борзой, загоняющей зайца, бросилась к противно дребезжащему аппарату, схватила трубку и тут же выронила ее из рук. Молодец! Конечно же, разъединилось – закон бутерброда, будь он триста раз проклят! Но симпатичный аппаратик задребезжал снова. На этот раз я была аккуратнее – сумела овладеть собой и бережно, как эксклюзивный бокал из богемского хрусталя, поднять трубку.

– Танька! Привет, дорогая моя ясноглазая красавица! Как ты там, на нашей малоцивили зованной родине, живешь-можешь? Все грустишь, как васнецовская Аленушка, уставившись глазами в захламленный пруд, окруженный зарослями черемухи? «Хоть и не красавица, сволочь, но доверчива…» – слегка фальшивя, пропела Катька.

Да, это оказалась моя скандинавская подруга Катька Свияжская, вернувшаяся к себе в Швецию и теперь как всегда заскучавшая по Питеру. Я ее очень люблю и всегда радуюсь ее звонкам. Всегда, но не сегодня.

– Катюш, у Васнецова на картине нет черемухи, – единственное, что я смогла из себя выдавить в ответ на бурное приветствие подруги.

– Зато у него наверняка есть комары, только он их почему-то не нарисовал – наверное, они слишком мелкие. Ну представь сама: лето, заболоченная местность…