Я вдруг чувствую, что не могу сдвинуться с места. Вот только что я шла, медленно, запинаясь, но шла же. А сейчас… Надо, наверное, что-то сказать, а я стою как идиотка.
– Здравствуй!
Отлично, неплохое начало. Главное – не забывать о вежливости!
– Борис, я сейчас не могу. У меня дела. Господи, что я несу! Какие дела!
Я не хочу себя выдавать. Я не могу, просто не могу вот так быть рядом с Борисом, чувствовать его тепло, запах… Я же тогда перестану существовать – рассыплюсь на атомы, исчезну… Он, кажется, еще больше похудел, лицо осунулось, бледный совсем, и синяки под глазами… А глаза кажутся просто огромными, и в них – не удивление, а что-то другое. Мольба. Да, его глаза умоляют меня остаться.
– Таня, подожди! Я тебе сейчас скажу – а ты просто слушай, ладно, дослушаешь и потом можешь уходить, но я
Борис никогда не говорил со мной
– Таня, я… я умею сохранять спокойствие в самых трудных для себя ситуациях. Но только тогда, когда речь идет о работе. Когда же дело касается отношений с близкими, я… теряю способность рассуждать логически… Мне сказали, что ты… ты была со мной только ради денег…
– Я никогда…
– Не перебивай! Я знаю, о чем говорю, я уже проходил через это! Твое «предательство» просто убило меня, понимаешь, убило, я был как парализованный и решил – никогда больше с тобой не встречаться. У нас с тобой было… так хорошо, слишком хорошо, понимаешь, и я, наученный горьким опытом, просто боялся поверить в свое счастье и уцепился за привычное объяснение… Таня, я слишком хорошо помню, каково это – чувствовать, что тебя используют, что об тебя вытирают ноги…
И я тоже это знаю.
Да, я легко могу себе это представить: боль и гнев были тогда его единственными советчиками, заставлявшими думать отвратительные вещи и заглушавшими голос разума…
– Борис, мне надо идти…
Куда идти? Зачем идти? Какая чушь! И потом, я же все равно никуда не иду – застыла на месте, как соляной столб.
– Тань, посмотри, я тебе подарок привез.
– Подарок?
– Он в машине. Посмотри… – в его глазах страх, что вот сейчас я уйду…
Я все-таки влезаю в джип, и, к собственному удивлению, не рассыпаюсь на атомы. Даже совсем наоборот, из соляного столба превращаюсь обратно в Татьяну Никитину, причем, кажется, глупо улыбающуюся от счастья – с водительского места, растопырив лапы, на меня глазеет котенок. Котенок моей мечты. Рыжий, с полосочками, совсем маленький – видимо, только-только открылись глаза, и Василий Васильевич – а это он собственной персоной, прошу любить и жаловать! – научился лакать молоко.
– Я… Это котенок, Таня. Маленький.
– Ну да, – соглашаюсь я. – Это Василий Васильевич.
Василия Васильевича очень хочется погладить, я осторожно протягиваю руку и беру его на колени. Он мягкий, теплый и живой. Он настоящий.
Это, наверно, самый дорогой подарок, который я получала в своей жизни.
Мы все трое молчим.
– Таня, я очень виноват. Я дурак. Выходи за меня замуж! Пожалуйста! – последнее слово Борис добавляет совсем по-детски.
«Волшебное» слово. Нужно лишь произнести волшебное слово, и чудо произойдет. Все получится. Незримые магические силы будут помогать, и все будет хорошо.
Я не могу ничего сказать. Я оцепенела и не могу отвести глаз от Василия Васильевича – осторожно, одним пальцем глажу нежную рыжую шерстку. В этот момент я замечаю, что руки у меня дрожат… И я не могу взглянуть в лицо самому дорогому человеку, потому что сразу разревусь.
– А что скажет Арсений? – говорю я сдавленным голосом для того лишь, чтобы хоть что– то сказать.
– Таня, я знаю, Арсений любит тебя. Да если бы не он! Если бы не он, я бы еще долго вел себя, как идиот, я вообще не знаю, что бы с нами было! Он мне стал настоящим другом, он мне все объяснил, в общем, вправил мне мозги, представляешь? Поумнел парень – и все благодаря тебе! Таня, я люблю тебя!
– Если бы вы любили меня, мистер Рочестер, вы бы не покинули меня так надолго! – произношу я голосом Джейн Эйр и искоса смотрю на Бориса.
Что бы ни случилось, я остаюсь с Василием Васильевичем. Он очень теплый, он внизу копошится, тыкаясь мокрым носом в мои пальцы, и греет мне живот.
Борис смотрит на меня с испугом и недоверием.
– Танечка, родная, оправдываться глупо, я понимаю. Я – дебил, лох, кретин, мне Алка сказала, а я и поверил, что ты из-за квартиры выгнала мужа… И сказала еще, что ты хвасталась, что я тебе дал денег на поездку… Ну да, я – закомплексованный урод, но тогда это подействовало на меня, как красная тряпка на быка. – Борис говорит быстро-быстро, как будто боится, что я сейчас вылезу из машины и уйду, не дослушав. Потом резко замолкает.
Я плачу и улыбаюсь одновременно, а он берет мое лицо в ладони и тихо спрашивает: «Да?» Что я могу ответить?!
When I’m happy, I want to cry.
– И мы поедем в Швецию! Будешь мне переводить, я теперь никуда без тебя не поеду и тебя не отпущу!
Я смотрю на него в оба глаза и молчу, только крепче прижимая к себе котенка.