Если дело экстренное, то тут нужно решать отдельно в каждом случае. Если помочь определённо не могу, то лучше сразу отказаться. Прямой отказ лучше, чем если я возьму на себя обязательства, которые не смогу выполнить, и продинамлю просящего. Вот тогда я его точно подставлю, и вина будет целиком на мне: пообещал и не выполнил. Если помощь возможна, то лучше попытаться, при этом оценив, не будут ли мои потери слишком серьёзными. При отрицательном ответе на этот вопрос определённо стоит помочь человеку. Но, в любом случае, никогда не давать каких-то твёрдых гарантий. Даже самое простое дело может стать очень непростым, у меня такое бывало тысячу раз. Берёшься помочь, думаешь всё сделать за полчаса, а там по пути появляется столько подводных камней, что дело сильно затягивается, а то и вовсе застопоряется. Поэтому никаких обещаний.
Ломаем зависимость от мнения других
Как я уже писал, зависимость от мнения других была тесно связана с низкой самооценкой, патологическим чувством долга, необходимостью всем нравиться. Мнение других до определённого возраста (13-14 лет) превалировало над всеми другими факторами. Ели какое-то действие вызывает недовольство хоть кого-то из окружающих, то этот шаг признавался мной неверным. А поскольку таковые всегда находились и реагировали они тем хуже, чем результативнее были мои действия, то я искусственно снижал свою результативность, дабы «не злить». А если всё-таки решался сделать что-то, то непременно с тысячей извинений, оправданиями и самоунижением. Мол, не подумайте плохого, я не для того, чтобы выпендриться, извините-простите великодушно.
Зависимость от мнения других преследовала меня гораздо дольше, чем многие другие установки, описанные выше. Можно
е- 115
сказать, что по-настоящему я нашёл в себе силы искоренить эту чепуху только годам к 25-26. Вернее, пытался и до этого, но только по мелочам и в не очень принципиальных делах. Например, моя активная научная работа в студенчестве вызывала у ряда людей (незначительное количество завистников) явное недовольство. Однако я всё равно продолжал ею заниматься.
Через год после окончания университета я начал предзащит- ные диссертационные дела — и они тоже некоторым людям были поперёк горла.
Но поскольку в обоих случаях я не делал ничего даже потенциально предосудительного, наоборот, только то, что обществом приветствуется, то сомнений — продолжать или бросать — не было.