Мужчина ее мечты

Разумовского, конечно, заинтересовало, отчего это советские органы госбезопасности обратились к японской мифологии, однако долгое время Макс ему ничего вразумительного не отвечал. И уже много позже рассказал под большим секретом, что, пользуясь перестройкой и гласностью, для подготовки высококлассных бойцов инструктором по рукопашному бою пригласили взаправдашнего японца. И не простого японца, а потомка старинного самурайского рода, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Японец показывает такие приемчики, что уши — не то что волосы — дыбом становятся, и откалывает фокусы один похлеще другого. Ученики в нем души не чают.

Преподает он многим, но большую часть времени проводит с ними, бойцами отряда «Фудо-мёо»; и создается впечатление, что скоро им с другом придется на какое-то время расстаться. Потому что чем дальше, тем упорнее ходят слухи о возможной отправке в одну из горячих точек планеты.

Насчет отправки Макс как в воду глядел.

Он исчез почти на полтора года, и о нем ничего не было слышно. За это время успела умереть в Киеве его мать, и Игорь сам хоронил ее. Затем Разумовский вернулся в родной город и устроился на работу в МВД. Он уже мысленно попрощался с другом и смирился с его гибелью в каком-то чужом и далеком краю (а сплошные газетные публикации со скандальными фактами и разоблачениями только укрепляли его в этом мнении), когда ему позвонили.

Макса он нашел в подмосковной ведомственной больнице. Худущий как смерть, старый друг лежал в отдельной палате, весь опутанный проводами, словно змеями. Бесконечные аппараты поддерживали его жизнь. Он был желтый, восковой, с полупрозрачной кожей. Милая очкастая докторица, волнуясь, сказала Игорю, что друг его очень плох, но все-таки возникла надежда. Макс ведь долгое время вообще ничего не мог вспомнить — лежал истукан истуканом. И вдруг отчетливо и внятно выговорил телефон, попросил, чтобы позвонили его лучшему другу. И в этом она, как лечащий врач больного, видит огромный прогресс и свет в конце тоннеля. Ведь до сих пор Одинцова навещали только сотрудники, а они потеряли всякий интерес к нему, когда выяснилось, что у больного частичная амнезия. Уход здесь, конечно, хороший, но ничто не заменит любовь и поддержку близких людей. Игорь провел у постели друга несколько месяцев. Взял оптом все неиспользованные отпуска, потом — за свой счет. И даже диссертацию дописывал на коленях, сидя рядом с Максом. Такое не забывается.

И когда Максим Одинцов выздоровел и вернулся на работу, его направили на Украину с повышением по службе, присовокупив звание майора и боевой орден. К тому времени они с Игорем стали самыми дорогими и близкими друг другу людьми. За последние несколько лет оба успели неудачно жениться и с облегчением развестись; Разумовский обзавелся собственным детективным агентством и Зевсом, а Макс — многими недостающими воспоминаниями и чином подполковника СБУ. В их жизни случалось всякое, но отношения если и менялись, то исключительно к лучшему.

Была у них только одна запретная тема: никогда Игорь не спрашивал, а Макс по собственному почину не рассказывал, что же привело его на больничную койку, что сделало инвалидом и вызвало частичную потерю памяти.

Разумовскому было не важно, куда отправили группу «Фудо-мёо» и какое задание она должна была выполнить. Совершенно ясным представлялось, что Макс выжил чудом. О том времени почти что и не говорили по молчаливому соглашению обеих сторон. Изредка, правда, с восторгом и невероятным почтением вспоминали они инструктора-японца. Поинтересоваться его судьбой по официальным каналам было невозможно, потому что Макс не имел допуска такого уровня. Во всяком случае, о японце инструкторе никто из нынешних сотрудников не слышал, и друзья решили, что тот просто вернулся на родину, вдоволь нахлебавшись российской экзотики. Ничего удивительного в том никто не усмотрел.

Однажды подполковник Одинцов обронил странную фразу о том, что состав сотрудников в нескольких отделах, где ему приходилось работать прежде, поменялся настолько, что абсолютно не с кем словом перемолвиться о прежних временах, и события пяти — восьмилетней давности отошли в область преданий и легенд. Даже не у кого узнать, забрал ли иэмото (учитель) с собой в Японию свою женщину. Он порывался разыскать учителя, благо теперь это не считалось преступлением, но его попытка не увенчалась успехом. Обращаться же в детективное агентство в самой Японии слишком накладно — украинские спецслужбы не платят своим агентам так, как западные…

— Чайник, говорю, ставь, — потребовал Макс, заходя на кухню.

Тут взгляд его упал на разложенные пасьянсом снимки, и он тяжело привалился к подоконнику.

— Откуда это у тебя? — И голос его был бесцветный и сухой, как когда-то в больнице.

* * *

На второй год обучения произошли одновременно несколько событий, потрясших все основы нашего бытия.

Во-первых и главных, отменили коммунистическую партию.