Мужчина и Женщина

— Благодаря вам и провидению, теперь без премии не останусь, галочку за опоздание мне не поставят. Если можно, через квартал поверните направо. — А если нельзя? — спросил один, но без неодолимой наглости. А другой со спокойствием несоразмерного превосходства задал мне вопрос, как бы снизойдя ко мне. — И велика ли твоя… ваша премия? — Сто пятьдесят процентов от оклада. — А оклад? — Как бы это сказать: скажем, три прожиточных минимума. Полчаса работы для меня, — снисходительно сообщил водитель, плавно, мастерски поворачивая, куда мне было нужно. — Час или месяц, ребята, в этом ли счастье? — засмеялась я. Видно, давно, со времен еще пионерской или комсомольской юности никто не называл их «ребята». Видно, давно не слыхали они доброго смеха. Видно, давно не встречались в своем антимире с безразличием к деньгам. Видно, было и еще что-то, что сдерживало их, непонятное им, а меня охраняло.

— А в чем же счастье-то? — Спасибо, мне здесь выходить. В чем? В солнышке, в том, что есть добрые люди, вроде вас, готовые помочь другим. В здоровье. В чистой совести.

Роскошная машина мягко затормозила у подъезда института как раз тогда, когда в него вливалась густая толпа преподавателей и студентов. Разумеется, это явление было всеми замечено. Еще более было отмечено, как сидевший справа спереди ослепительно-современной двухметровый красавец весь в многотысячном прикиде вышел, чтобы открыть мне дверцу и поддержать выходящую под руку.

Я сделала им веселый книксен, крикнула: «Спасибо, мальчики!» и побежала по ступеням. У дверей оглянулась, помахала рукой: они недвижно смотрели мне вслед. Провожатый согнулся, сел на свое место и машина неведомой мне иномарки ракетой рванулась вперед, как я думаю, туда, где нет ни добрых людей, ни солнца, ни совести, однако что-то человеческое все же теплится и там на дне души у каждого…

Раиса Елагина абсолютно правильно закончила свое пронзительное изложение о вьючно-сумчато-ломовом существе: это обыкновенная женщина, которую собственный муж не любит. А меня мой собственный муж любит. И я его, не помня себя, люблю. Вот почему я была не вьючно-сумчато-ломовым существом, а счастливой женщиной, хотя таскала вьюки и сумки и вламывала за троих. Вот почему разгоралась во мне все ярче волшебная лампочка, вот почему возникла вокруг меня светлая неодолимая сфера радости и безопасности, которую не смогли непонятно для себя самих разрушить даже те, кто живет корыстью и бессердечием. Любовь — вот что принес мне Егор, сильно немолодой уже, как они считали, худощавый, без брюшка, а потому непредставительный мужчина в кителе защитного цвета. А планки орденские на груди — он сохранил, но мало кто понимал, что этот человек боевые ордена получил в мирные годы.

О Боже, сколько стенаний рассыпано во всех популярных и специальных изданиях о грустной судьбе женщины, которая, бедняжка, должна проводить бездну времени у плиты, чтобы наготовить хлебова для своего прожорливого семейства! Даже горькая шутка возникла: вот моя яркая и жаркая духовная жизнь! (с жестом в направлении духовки). А я была счастлива, когда мне доводилось добраться до плиты. Я в это время уподоблялась самому Творцу Небесному, который из мешанины и хаоса разнородных элементов создал прекрасный в своей гармонии мир. Подобно Творцу я вносила дух любви животворной в свои создания, и возникала воистину божественная пища — нектар и амброзия из самой немудреной на первый взгляд картошки, сметаны и зеленушки. Даже простая еда, которую женщина во время изготовления насыщает своей любовью, своей благожелательностью и нежностью к ближним, становится чудом бытия, а уж если я в выходной, что называется, расходилась и сотворяла, к примеру, украинский борщ из тридцати восьми компонентов, то, думаю, у жильцов во всем подъезде текли слюнки от благоуханного аромата, ну, а семейство мое просто выло от блаженства, и Егор своей непосредственной радостью не только отличался от детей, но, напротив, первый заводил их на восторги и даже учинял бурные «аплодисменты» (как он говорил, «переходящие в овацию») в честь маминой готовки, когда я появлялась в гостиной с новым блюдом (по будням же мы, конечно, питались в кухне).