Мужчина и Женщина

Не стану рассказывать о своей последующей жизни: это была болезнь, сродни тяжкой психической депрессии. Жизнь? Нет, я не хотела жить, я только механически передвигалась, выполняла какие-то функции и все время разговаривала с Егором. Нет, я уже не спорила с ним, я только его спрашивала: как же ты мог, такой сильный и правильный, так жестоко обойтись со мной? Разве моя вина столь велика, что я заслужила смертный приговор? Наверняка, все дело в том, что он разлюбил меня. Зачем я ему — взбалмошная, уже не молодая, с двумя чужими ему детьми? Воспользовался поводом, чтобы сбросить с ног своих гирю и благополучно поплыть дальше…

А ночи… Эти пустые, бессонные, бесконечные ночи в той постели, — где познала я столько его безмерных, безумных, страстных ласк… Утром я не могла даже глянуть в зеркало на ту тусклую, старую, малознакомую женщину, что смотрела на меня. Сплошь да рядом я вынуждена была крепко прижимать левую руку к груди: сердце мое болело тускло и непрерывно. Эта боль доказывала мне, что я еще не конченный труп. Врач, вызванный на дом, выписал бюллетень сразу: анемия, резкий упадок жизненных сил. Сколько разных лекарств в рецепте было выписано, а нужно-то мне всего только одно: доброе слово Егора. Что хорошо было в этом бюллетене, так официальная возможность не видеться с сослуживцами, не слышать соболезнующих вопросов. Боже мой, что же это делается с гордой и независимой красавицей Артемидой?.. Я попыталась преодолеть себя: накрасилась, нафабрилась, сходила в парикмахерскую. Лучше бы не ходила! Что значат завитые букли над этими мертвыми глазами? Что такое макияж на старых тусклых щеках? Худо мне было, как если бы одного человека разодрали надвое. Дети жили притихшие, слушались меня беспрекословно, а уж какая работа шла в их головенках, могу судить лишь приблизительно. Но шла несомненно. Первым свидетельством явился вопрос Ольги:

— Мамочка, а когда Егор приедет? — Не знаю, доченька. Он далеко и надолго уехал. — А ты пошли ему телеграмму, чтобы быстрее возвращался. — А для чего? — Так веселее с ним. И вообще. Пускай тебя полечит. Очень серьезно я ответила: — Конечно, доченька. Я бы очень хотела, чтобы он полечил. Далее воспоследовал неожиданный для меня вопрос Максима: — Скажи, мамочка, когда Егор приедет? — А тебе-то он для чего? Ведь он тебя ругает. — Да уж пусть ругает, зато Женька из третьего подъезда отстанет. А то он видит, что Егора нет, и посулил: мы тебя, поросенка, повытрясем, лучше сам деньги принеси. Я возмутилась: — Так я пойду к его матери, поговорю, как следует! — Чего к ней ходить, она не просыхает. — Как ты смеешь так говорить о взрослых? — Смею-не смею, она всегда пьяная. Женька ее не слушает. А Егора сразу послушает, как шелковый. — Ладно, зови сюда Ольгу, будем текст вызова составлять.

И вот какой текст телеграммы мы «сообразили на троих»: Егор, любимый (это я), приезжай, надо маму вылечить (это Ольга) и толстый канат поправить (это Максим). Твои жена, дети.

Я выпроводила обрадовавшихся Ольгу и Максима из комнаты, чтобы они не слышали, как я буду диктовать телеграмму по телефону в кредит: ведь адресат — в пашем же городе, а не далеко-далеко, как я им сказала. С трепещущим как заячий хвост сердцем набрала я «066» и продиктовала телефонистке текст плод нашего коллективного творчества. Было 17 часов 15 минут.

Прошли сутки. Никаких вестей от него. У меня началась одышка. Спала я или нет ночью? Не знаю. Ведь я уже во всем разуверилась: если он откажется вернуться, может быть, он будет прав? Ведь был же он прав, когда твердо и до конца отстаивал свою правоту насчет Максима… И вот в 7 часов 15 минут утра щелкнул замок, открылась входная дверь, и в прихожей уверенно простучали такие знакомые шаги, и раздался веселый голос:

— Команда проснулась или все еще в койках? После короткой тишины хлопнула дверь детской и по коридору с визгом промчалась Ольга:

— Егор! Егорушка приехал! Мамочка, Макс, вставайте! Егор приехал! Вставайте! Вставайте!

Как сомнамбула я поднялась, поправила волосы и прямо в ночнушке двинулась навстречу своей судьбе. Егор стоял около чемодана и испытующе глядел на меня. Олечка уже висела у него на шее и болтала ножками. Я, по-старинному говоря, пала ему на грудь и перестала существовать. Наверно, сознание на миг отключилось. Он поднял мое лицо теплыми сильными ладонями и стал целовать закрытые глаза.