Мужчина и женщина

— Можешь называть меня Мохаммедом, — приказал он, не сводя с нее взгляда, в глубине его бездонных глаз что-то блеснуло. — Под каким именем ты известна?

— Мег… — начала она и осеклась. На память пришли строчки Роберта Бернса:

Нет в деревне девицы милей нашей Мег,

Нет в деревне девицы скромней нашей Мег.

Как ребенок, послушна, как ребенок, тиха…

Но в том, что она собиралась сейчас совершить, не было ничего скромного.

— Меган, — выдавила она наконец. Он оттолкнулся от двери. Женщина невольно отступила.

Вихрь белой ткани и экзотических ароматов пронесся мимо: похоже, соблазнительные запахи исходили от одежд араба. И все окутал мрак: мужчина задул масляный светильник.

Боль пронзила Меган. Очевидно, он не желал видеть обнаженное тело сорокавосьмилетней женщины. Страх боролся с обидой оскорбленного женского достоинства. Она вспомнила слухи, ходившие об арабских мужчинах: они непревзойденные любовники, они покупают женщин, как любой другой товар, они совершенно не похожи на европейцев.

Шорох ткани вновь привлек ее внимание.

— Мужчины пользуются тобой для собственного удовольствия.

Какой у него резкий голос! По ее спине словно провели холодной сталью.

И доносится он откуда-то сзади, со стороны кровати.

— А ты? Ты получаешь удовольствие от мужчин, которых ублажаешь?

Меган с бешено заколотившимся сердцем круто развернулась, в висках стучала кровь. Давно забытая, казалось, страсть туманила голову.

— Да, — выдохнула она.

Это не было ложью. Она и в самом деле наслаждалась ласками мужа.

На пол, бесшумно извиваясь, полетела белая лента. Такое же белое облако поднялось над головой мужчины, подобно древнему привидению. Немного помедлив, оно тоже опустилось.

Меган не сомневалась, что он стоит перед ней голым… ведь и у нее ничего не было под платьем. Она напрягла глаза, пытаясь разглядеть силуэт или блеск глаз, но не сумела. Ночь словно поглотила его.

Тишину прорезал тихий скрип пружин, просевших под весом мужского тела. Шум вернул Меган к действительности, грубо напомнив, кто она, где находится и для чего сюда пришла.

Она, миссис Меган Филлин, добродетельная вдова викария, поклялась никогда не возвращаться туда, откуда пришла. Она вот-вот вступит в плотскую связь с мужчиной, которого в глаза не видела до сегодняшнего дня и после этой ночи больше никогда не увидит.

Он следил за ней.

Она не знала, каким образом араб способен видеть ее в непроглядной тьме, да еще во всем черном, но чувствовала, что он неотрывно наблюдает за ней. Ощущала так же безошибочно, как и понимала, что, если сейчас бросится к двери, навсегда потеряет последнюю возможность снова испытать мужскую страсть.

Меган стянула шелковые перчатки и сунула в карман, где лежал ключ от ее одинокой комнаты, где ее никому не нужная добродетель будет в безопасности. Безымянный палец левой руки горел, лишенный обручального кольца, которое она сняла ради ночи безумного забвения. Пружины снова скрипнули; режущий уши звук сопровождался глухим лязгом, словно металл ударился о металл.

Дыхание Меган на секунду пресеклось. Воздух оставался неподвижным. Ничто не указывало на то, что араб встал. Она облизнула пересохшие губы. Чтобы раздеться, свет ей был не нужен. Его комната была точной копией ее собственной, как, вне сомнения, все номера в маленьких гостиницах. На полу ни единого коврика, на чистых побеленных стенах — ни одной картины. Возле двери возвышалось бюро, увенчанное тазиком с кувшином. Напротив изножья кровати стоял стул с плетеным сиденьем и спинкой из перекладин.

Меган представила узкую кровать с откинутыми одеялами, мужчину, на котором не осталось ни клочка одежды, и убогую тумбочку у изголовья. Стук каблуков казался оглушительным в напряженной тишине, шорох платья терзал нервы, расстояние до кровати было невыносимо долгим…

Меган ударилась носком о твердое дерево. Острая боль пронзила большой палец правой ноги. Одновременно задребезжал колпак погашенной лампы, и в нос ударил едкий запах горелого масла. От стыда за собственную неловкость у нее запылали уши.

Араб не произнес ни слова. Однако она слышала мерные звуки его дыхания. А где-то вдалеке раздавался рокот прибоя.

С почти детской неловкостью, которой не испытывала с тех пор, как была простой восемнадцатилетней девчонкой из Корнуолла, Меган вынула шляпную булавку, протянула вперед левую руку, нагнулась, и пальцы ее сомкнулись вокруг маленькой прямоугольной металлической коробочки. Меган нахмурилась. Раньше ее здесь не было. До этой ночи она и не подозревала в себе такой склонности к разврату.

Бросив шляпу поверх булавки, она выпрямилась.

Пуговицы из резной кости, украшавшие лиф платья, оказались чересчур велики и не желали пролезать в петли. «Неужели арабы любят иначе, чем англичане?»— гадала она под бешеное биение сердца.

Поцелует ли он ее? Станет ласкать? Какой он на ощупь, этот обнаженный незнакомец, чье тело придавит ее к кровати?

Проникнет ли он глубоко или нет? Будет нежным или грубым? Удовлетворит ли она его? Ублажит ли он ее?