Мужчина, который вернулся

А сейчас уже не важно, разберется она в своих чувствах или нет: сестра вернулась из Лондона, горя желанием взять инициативу в собственные руки и выяснить самой, что за человек новый доктор Фалез. Даже если он очень похож на своего мефистофельского предка, решительно заявила Гэй, она не остановится... Сводная сестра не сомневалась в том, что знает тайну власти над мужскими сердцами. Харриет не могла понять: любит ли Гэй доктора, готова ли, даже ради собственной выгоды, влюбиться; или любить и быть любимой недоступно изнеженной эгоистке.

Отлично зная сестру, Харриет уже смирилась с тем, что любовь — во всяком случае, пока — совсем не входит в ее планы. Возможно, чувство и придет — потом, но в настоящий момент Гэй выглядела слишком сосредоточенной, слишком невозмутимой, слишком хладнокровно занятой спасением своего богатства. При необходимости она была готова драться за комфорт и удобства, лгать и обманывать... причем обманывать мужчину, за которого собралась замуж! Харриет поражало такое лицемерие сводной сестры.

Харриет спрашивала себя: может, следует предупредить Филипа Дрю, если он еще не догадывается о происходящем?

Но ее останавливало чувство преданности сводной сестре. Гэй только недавно овдовела, и, что бы она ни говорила и ни делала, удар, который сестра перенесла, был действительно серьезным, и доктор Дрю первым указал бы на ее состояние.

Поэтому Харриет решила, что ей остается лишь роль зрителя. И если действие на сцене произведет на нее слишком болезненное впечатление, ничего не поделаешь.

Гэй не ожидала, что доктор Дрю нанесет профессиональный визит после ее возвращения из Лондона. В тот же вечер она позвонила ему и пригласила к обеду. Согласие врача не вызвало у Харриет особого удивления.

Когда доктор Дрю прибыл в «Фалез», дверь ему открыла Харриет. После того памятного вечера, когда доктор принес к ней в комнату снотворное, они виделись только раз, на следующее утро. Филип разговаривал только на медицинские темы и вел себя так корректно, что после его ухода Харриет с легкой растерянностью снова и снова спрашивала себя: может, и правда последствия легкой контузии заставили ее вообразить событие, не имевшее место в действительности... На будущее девушка решила держаться начеку и контролировать себя.

Темное облегающее платье эффектно подчеркивало поразительно светлый цвет волос Харриет, и, открывая дверь, девушка уловила во взгляде гостя внезапно вспыхнувший интерес. Харриет даже почудилось в черных глазах доктора Дрю нескрываемое восхищение, но ее приветствие не стало от этого теплее. Надо вести себя сдержаннее... а сейчас, уже зная, что однажды доктор может стать ее зятем, в особенности.

Но у нее ничего не получится, если доктор Дрю заподозрит, что при каждом взгляде на него Харриет последнее время замирает от странного, перехватывающего дух чувства... и, хуже того, отчаянного стыда. Словно она не взрослая женщина двадцати семи лет, а совсем молоденькая девчушка и Филип Дрю — первый представитель противоположного пола, завладевший ее сердцем.

Поэтому, чтобы не встречаться с доктором глазами — во всяком случае, не дольше нескольких секунд, — Харриет упорно смотрела на полированный пол холла, предоставив гостю любоваться нервным трепетом длинных ресниц, оттеняющих необыкновенно чистую кожу.

— Как голова? — спросил доктор. Взгляд темных глаз скользил по дивным волосам девушки. Гэй, устремившаяся к нему через весь холл, успела как раз вовремя, чтобы услышать короткий тихий ответ сестры:

— Все в порядке, спасибо!

Гэй протянула навстречу доктору обе руки, светло улыбнулась, посмотрела в глаза, словно прекрасно понимая, что он пришел к ней в гости и сам это знает. Затем с легким удивлением спросила:

— В чем дело, что случилось с Харриет? Она жаловалась на головные боли?

— Нет. — Доктор, все еще глядя на облако волос Харриет, отвечал слегка рассеянно.

— Тогда что же?

— Ничего... ничего, — поспешно заверила сестру Харриет. — Только в твое отсутствие я стукнулась, на голове вскочила шишка, пришел доктор Дрю и залепил ее пластырем.

— О, неужели? — Гэй достаточно любила сводную сестру, чтобы не на шутку встревожиться. Но поскольку не увидела на красивой золотистой головке следа пластыря, успокоилась и, к облегчению Харриет, вместо дальнейших расспросов о шишке повела доктора в гостиную.

За обедом болтала одна Гэй, так как Филип Дрю казался немного рассеянным, а Харриет и подавно была не в настроении. Она коротко отвечала, когда с ней заговаривали, после обеда, как обычно, разливала кофе — собственно говоря, выполняла все обязанности хозяйки, пока Гэй, по-кошачьи свернувшись на своей любимой кушетке эпохи Регентства, позволяла доктору подносить зажигалку к ее сигарете, подавать чашку — в общем, обращаться с собой как со статуэткой дрезденского фарфора, несомненно привлекавшей его... хотя, возможно, и не так явно, как в прежние визиты.