Шейн ощутимо напрягся. Я почувствовала, как затвердело его плечо под моей щекой.
- Это не совсем так, – послышался ровный ответ.
Кажется, в бетонном столбе и то больше эмоций.
- Эм?.. Что ты имеешь в виду?
- Дэйр снял блокировку с моих нейросетей. Теперь я могу сам выбирать оптимальную модель поведения в зависимости от ситуации.
- Ага, – заключила я и приподнялась на локте, – значит, то, что между нами случилось, это оптимальная модель поведения?
- Мои сенсоры диагностировали у тебя долговременный стресс.
- И ты решил помочь мне расслабиться?
- Это самый простой и действенный способ.
Ага. Три забега подряд. Даже не сомневаюсь.
Застонав, я постучалась лбом об его плечо.
- Лиза? – он явно встревожился. – Я сделал что-то не так?
- А ты у сенсоров своих спроси! – огрызнулась, чувствуя, как меня затапливает разочарование. – Проанализируй данные!
- Мои сенсоры говорят, что ты злишься. Но я не понимаю причину твоей злости. Я сделал все, чтобы ты осталась довольна.
- О да! – выдала я с чувством.
Потом намотала на себя одеяло и отодвинулась.
Шейн молча смотрел на меня. Не пытался коснуться или обнять, хотя я ждала именно этого. Ждала, что он сгребет меня в объятия, притянет к себе и скажет…
А что он должен мне сказать? Что его сенсоры диагностировали очередное повышение каких-то гормонов и его обязанность – помочь мне расслабиться?
- Знаешь что, – сказала я, сверля Шейна сердитым взглядом, – наверное, ты прав. Тебе лучше уйти.
Сердце сжалось, когда он тихо поднялся. Меня охватило желание немедленно вернуть его в постель, но я только сильнее стиснула зубы.
Пусть он уходит. Так будет лучше.
Кажется, я на минуту забыла, что Шейн машина, а не человек. Кажется, я имела глупость в него влюбиться.
И вот… мне напомнили.
***
Глупая, глупая Лиза! Ничему тебя жизнь не учит.
Надо же так вляпаться: влюбиться второй раз в жизни и второй раз в жизни неудачно!
Ладно, первую ошибку еще можно понять и простить. Молодая, зеленая, жизни не знала. Он на два курса старше, первый красавец на факультете. Такие обычно не обращают внимания на сереньких мышек и всяких заучек, но я не была ни серенькой, ни заучкой. С шестнадцати лет красилась в термоядерный рыжий цвет и не выходила из дома без «смоки айз». Это был мой личный протест против этого мира.
Училась сносно, в основном потому, что мне нравилось это дело, а не потому, что отличалась выдающимися интеллектуальными данными. А поскольку на тот момент чувствовала себя одинокой и безумно хотела любви, то привлекала к себе внимание, как могла.
Вот и допривлекалась. Один из старшекурсников начал ухаживать, а я решила, что это любовь.
Да и как не решить? Полгода ухаживаний – и я пригласила его разделить мою скромную обитель. Заканчивала институт уже будучи его гражданской женой. Именно женой, потому что слово «сожительница» даже в мыслях к себе применять не хотела.
Потом оказалось, что я для него сожительницей была, и не больше.
В общем, время шло, знакомые ждали свадьбу, подшучивали, когда уже я его ребеночком награжу, а он все отнекивался, говорил, что нужно подождать, пока на ноги встанем. Чего бедноту плодить? Нам и вдвоем хорошо.
Я слушала, развесив уши, смотрела ему в рот и ловила каждое слово, пока…
Пока «добрые» люди не подсказали, что он встречается с моей новой подругой. К тому времени я уже работала в школе, близко дружила с Любочкой Зотовой, дочкой директрисы, и Женьку, козла, сама познакомила с ней!
Но я так любила его, что готова была простить. И простила бы. Если бы не одно «но». Большое такое, веское «но».
Любочка оказалась беременна!
Вот так банально и предсказуемо закончилась моя первая любовь. Как в мелодраме на канале «Россия».
Конечно, я долго страдала. В лучших традициях тех же мелодрам. Махнула на себя рукой и несколько недель ходила на работу едва причесанная, с опухшим от слез лицом. Пока Альбина не отправила меня в добровольно-принудительный отпуск.
Я знала, что как раз в это время у Женьки с Любочкой свадьба. Не придумав ничего лучше, пошла в салон и сделала себе полный ребрендинг, начиная от волос и заканчивая педикюром. Сменила дикий рыжий цвет на благородную «пьяную вишню», нарастила ресницы и сделала пару инъекций гиалуронки в губы (ничем, кроме помрачения рассудка, этого объяснить не могу). Потом купила ярко-красное облегающее платье с голой спиной, лакированные туфли на травмоопасных шпильках и сделала боевой раскрас в стиле «женщина-вамп». Потратила на это все деньги, заработанные репетиторством и написанием дипломных, и в таком виде заявилась в ресторан, где играли свадьбу.
Разумеется, меня на торжество никто не приглашал, это была моя личная инициатива.
Я видела, как позеленела Альбина Геннадьевна и как скуксилась Любочка. Она была на пятом месяце беременности, и этот факт ее совсем не красил.
Но настоящее удовлетворение мне принес голодный взгляд Женьки, который завороженное поедал глазами мое декольте.
Моя честь была отомщена. Самолюбие тоже. Но в тот день я твердо решила, что еще не родился тот мужик, по которому буду плакать.