Мужчина в полный рост (A Man in Full)

На Пипкаса же произвело впечатление другое. Все эти фамилии, фамилии богатых и влиятельных людей — Бантинг, Уизерс, Нокс, Моррисси — он слышал раньше лишь издалека, они звучали на огромном, космическом расстоянии от мистера Рэя Пипкаса из квартиры ХХХА в «Нормандии Ли». А с Мартой Крокер он вдруг стал без пяти минут хорошим знакомым сильных мира сего, да, хорошим знакомым, называющим их по имени. Знай Ломпри об этом, он бы по-другому запел. Тоже мне, решения на макроуровне.

Все были погружены в Шестую симфонию Бетховена — как старательно и серьезно трудились над своими виолончелями, гобоями, английскими рожками, флейтами и прочим музыканты на сцене! Порой они сдерживали на секунду свои усилия, звуки замирали где-то внизу и тут же снова взмывали фонтаном, обрушиваясь на публику пригоршнями брызг. Басы отдавались у Пипкаса в животе, и под фонтаном звуков мысли уносились невесть куда. Голова начинала ныть. Как в церкви. Мать таскала его в воскресную школу и на лютеранские богослужения, пока мальчику не исполнилось десять лет и они не переехали из Сент-Пола, штат Миннесота, в Сан-Хосе, в Калифорнию. Вера почему-то переезда не пережила, а может быть, просто на новом месте не оказалось лютеранской церкви. Как бы то ни было, Пипкас помнил, что у него тогда болела голова. И мысли блуждали тяжело и бесцельно, прямо как сейчас. В воскресной школе им излагали катехизис, а он вспоминал, как в четыре года хотел доказать соседским мальчику и девочке, что по льду можно запросто ходить — сделал три шага по блестящей поверхности пруда и погрузился в ледяную воду. Не окажись рядом друзей, он утонул бы или замерз насмерть. Нет, Рэй был умным мальчиком, самым умным во всех классах, где учился, хотя в четыре года и не знал ничего об относительной плотности льда. Он всегда был самым способным, самым многообещающим. Так как же он оказался в таком болоте? В долгах как в шелках, да еще в самых глупых долгах — по кредитным картам. Вечно без денег, на открытие выставки в музее Хай или на симфонический концерт ему вход заказан, если только какая-нибудь благодетельница не даст билет. Едва может найти приличный костюм, чистую рубашку и нормальный галстук для выходов на люди. Карьера катится под гору. Высшая каста человечества, принимающая решения на макроуровне, презирает его. Самое смелое в жизни предприятие разваливается — «пока» — из-за главного человека в банке, макродеятеля, горбуна с вытянутой, как у гончей, шеей… Почему, интересно, почти все «бизнес-лидеры» такие высокие, как Ломпри, например? В нем ведь даже с его сколиозом шесть футов пять дюймов! Может, это и есть один из основных критериев успеха, пропущенный многочисленными тестами, и именно его отсутствие и погубило Рэймонда Пипкаса? Как ему теперь выбраться из этой дыры, как спастись? Здесь, в темноте, вовсе не так уж плохо… Виолончели, гобои, фаготы и скрипки визжали, стонали и скрипели, отдаваясь в животе, и вдруг посыпатись трели флейты, ей вторили трубы, кларнеты, снова скрипка и фортепиано — всё это лилось на голову, как внезапный дождь среди солнечного дня на Багамах… но под уютным покровом темноты. В темноте женщина рядом с ним уже не была грузной пятидесятитрехлетней матроной. Это была симпатичная женщина с билетами куда угодно.