— И где ж ты тут такую найдешь? — спросила Сестра.
— Это всегда трудно, — согласился Конрад. — Их вообще-то немного.
— А мы с Сестрой методисты, — сказал Брат. — Мама с папой состояли в ОБЕ, а мы вот методисты.
— В ОБЕ?
— В Объединенном Братстве Евангелистов, — пояснил Брат, — но мы с Сестрой перешли к методистам. Мне в методистской церкви только одно не по душе — гимны. Писал их по большей части Джон Уэсли
[41], а он не мастак это делать, если взять мое мнение. Вот у англиканской церкви гимны так гимны, это я понимаю. — И он запел:У старика неожиданно оказался приятный тенор, покрывший в этих нескольких строчках две октавы.
— А в вашей церкви Зевса хорошие гимны?
— Да не особенно, — сказал Конрад.
— Ну вот, я ж говорил. По части гимнов англиканская церковь всех за пояс заткнет. — И опять запел:
— Вот еще что мне интересно, — продолжал старик, — кто в англиканскую церковь ходит, тот англиканин. Кто в методистскую — тот методист. А те, кто ходит в церковь Зевса, как называются? Зевсисты?
— Нет, стоики, — пояснил Конрад.
— Стоики, значит?
— Да. Обычно считают, что стоики — это те, кто может вынести долгие страдания и не жаловаться. На самом деле это целая религия.
— На христиан не похоже, — заметил Брат.
— Это дохристианская религия, — сказал Конрад. — Стоики оказали влияние на раннее христианство.
— Ну что ж, — Брат пригляделся к Конраду, — а какой работой ты раньше кормился?
— Фуры грузил, работал на складе, на стройке — но никакой особой профессии у меня нет. Мне любой заработок подойдет.
— На грузчика ты вроде не тянешь, — усомнился Брат. — Ну-ка, руки покажи.
Конрад вытянул вперед руки с растопыренными пальцами.
— Извини, беру свои слова обратно. Сестра, ты посмотри на… тебя как зовут, парень?
— Конни, — сказал Конрад, — Конни Де Кейзи.
— Ну, слава те, Господи! — воскликнула Сестра. — Молодой человек не только имя называет, но и фамилию — редкость по нонешним временам! А то у парней да девок нынче точно и нет фамилий. Будто наркотиками промышляют, ей-богу. Ладно, это в сторону — а старики твои где?
Конрад опять растерялся.
— Оба уже умерли.
— А приехал откуда? — продолжала Сестра.
— Да я много где жил. В последнее время — в Мейконе.
— И где ты жил в Мейконе?
Хорошо, что он запомнил адрес на фальшивых водительских правах.
— Двадцать седьмой квартал, Сайприс.
— Не, такого не знаю, — сказал Брат.
— Так ты, значит, комнату ищешь? — спросила Сестра.
— Да.
Сестра посмотрела на Брата и, видимо с его одобрения, сказала:
— Так у нас есть свободная, иногда сдаем. На третьем этаже.
— Сколько она стоит?
— Семьдесят пять долларов.
— В неделю?!
— Нет, в месяц. И хорошо бы деньги вперед.
Сестра повела Конрада по плохо освещенной лестнице — на каждой ступеньке у стены помещалась стопка «Атлантик Мансли» бог знает какой давности. На втором этаже Конрад заметал две убогие комнатки, до того заваленные пыльными книгами, журналами и прочим старьем, что линолеум виднелся только в узких проходах от дверей до кроватей. Третья дверь вела в маленькую ванную со старой треснувшей раковиной.
Подъем на третий этаж давался Сестре нелегко. Она пыхтела и перебиралась со ступеньки на ступеньку, поворачиваясь боком то в одну сторону, то в другую.
— Лестницы в этом доме… меня когда-нибудь прикончат… как пить дать…
Третий этаж оказался под самой крышей. Несколько кладовок со слуховыми окнами до того забиты… вещами, что войти туда можно было с большим трудом. Свет в маленьком коридорчике давала прикрученная к потолку лампочка под самодельным абажуром из пергаментной бумаги. Сестра подвела Конрада к порогу комнатки. Через узкое слуховое окно без всяких штор в комнату лился яркий свет. Здесь пол был не так плотно заставлен коллекцией «Всякой всячины», которую неустанно собирали Брат и Сестра, — хлам просто сваливали где попало. Под скатом крыши стояла узкая кровать, более узкой Конрад в жизни не видел, обычная односпальная была куда шире, — облупившийся металлический каркас и вышитое вручную, но пыльное и сильно линялое покрывало. По краям его придерживали подставки для ламп, занимавшие половину кровати.
— Кое-что надо бы сложить в сторонку, чтоб не мешалось, — сказала, пыхтя, Сестра, — но кровать тут добрая, прочная, а такого стеганого покрывала никто и за сто лет не сделает. Уф, жарко как. — Одной рукой она смахнула вот-вот готовую сорваться с носа каплю пота, другой вытерла лоб.