Muzhchina vsegda prav

Как-то ребята без моего участия поехали снимать проститутку, а меня пригласили потом. Сидела непонятного вида здоровая тётка, на вид лет за сорок. Ребята ее облепили, один из них начал её подкалывать. Потом они вдвоем её начали лапать. Вдруг резко, ни с того ни с сего, проститутка начинает хвататься руками за голову, вырывать у себя волосы и кричать: «Я спидозная! Только попробуйте меня трахнуть, вы все заразитесь и умрёте!». Начинает орать на всю квартиру, одной рукой бить себя по голове, а второй вырывать волосы. Было видно, как на руках у неё оставались клочки волос.

Я смотрел на неё ошалевшими глазами. Сразу понял, что после этой выходки к ней даже не притронусь. Один из друзей секунд тридцать наблюдал за этим концертом, а потом невозмутимо отвесил ей хорошего «леща», и она быстро пришла в чувство. Оказалось, что только я один решил её «не пилить». Все остальные прошлись по ней паровозиком неоднократно. Когда же я спросил «вы что офи-гели, вдруг она на самом деле больная, тем более явно, как минимум, на голову», они ответили, что «да ладно, в презервативе, да и деньги заплатили, не пропадать же добру».

Дальше для меня времяпрепровождение с проститутками был как «день сурка». Ближе к двадцатой я уже не верил, что у меня когда-то появится нормальная девушка. К шлюхам было такое жесткое отвращение, что дал себе установку ― когда у меня появится нормальная девушка, больше никогда не буду снимать проституток. После первой обычной девушки потихоньку стала появляться уверенность в себе, что я могу, оказывается, нравиться нормальным девушкам и свет клином на проститутках не сошёлся. С тех самых пор больше ни одной проститутки у меня не было. Денег за секс я никогда больше не платил. Потом было много заманчивых возможностей с самыми красивыми и дорогими, причём часто бесплатно, как «подгон» от друзей. Но у меня к ним было уже настолько сильное отвращение, что именно сам факт прямой платы за секс вызывал отторжение. Последняя проститутка была в семнадцать лет. После этого начали появляться обычные девушки со двора.

Тридцатипятилетний девственник

Как-то ко мне на консультацию приходил мужчина 35-ти лет, пузатый, с усами и длинными волнистыми волосами до шеи. Выглядел он на 45. Сильно напуганный и с неуверенной походкой. От одного места до другого он доходил мелкими перебежками.

Мы встретились в каком-то заведении, где откуда-то внезапно он появился перед моим столиком, как секретный агент. Когда сел, то сразу стало понятно, что случай непростой. По его жестам и голосу было видно, как долго и упорно человека забивали всю его жизнь. Когда он открыл рот и начал рассказывать про себя, дала слабину даже моя циничная, многое повидавшая и пережившая, психика.

Он всю жизнь жил с мамой, работал айтишником, и у него никогда не было женщины. Никогда до 35 лет человек не занимался сексом. Всё потому, что мама ему всегда рассказывала, как устроена жизнь, что «правильно», а что нет. Он тайком проходил разные семинары, перепробовал колоссальное количество тренингов, которые, разумеется, ему не помогли, а только ещё больше заморочили голову. Заработанные им деньги мама забирала себе. Считала, что она лучше знает, как надо распоряжаться его деньгами.

Меня окончательно добило то, что он выдал такую фразу: «Ты у меня последняя надежда, а если и ты мне не поможешь, то не знаю, что делать ― у меня уже появились устойчивые мысли о суициде». Было видно, как он страдает, какие у него глубинные проблемы, что у него забиты все инстинкты. Он в принципе не понимал, как устроена жизнь. Вообще было удивительно, как у него хватило терпения дожить до 35 лет в таком забитом фрустрирующем состоянии. Подробности, которые он рассказывал о своей жизни, вызывали полное недоумение.

Всё, что он зарабатывал, мама забирала себе и потом распоряжалась его деньгами. Выдавала ему какую-то определённую часть, чтобы он вдруг «неблагоразумно не потратил бюджет семьи». Прямо таки сериал про Сёмочку и Розу Моисеевну.

Мама сама всю жизнь пыталась найти ему «правильную женщину». Всех, которые нравились ему, она отбривала. Всё пыталась найти чеховскую даму в идеальном образе, которых просто не существует. То есть ещё одну рабыню, которой она также будет управлять. Хотя, скорее всего, даже это симулировала. Такие мамы не хотят конкуренции с другими женщинами и никаких девиц к своим сыновьям не допускают. Он же «особенный и не такой как все, с ранимой душой, и только она одна может его понять, а эти девицы моего сыночка испортят и плохо на него повлияют». У неё была одна цель — привязать его к себе на всю жизнь.

Случай был клиническим, поэтому, возможно, с одной стороны, его идея пойти повеситься была вполне объяснима, и, может даже, оправданна. Но у меня где-то в глубине было стойкое ощущение, что я могу ему помочь.