– Мама сказала, что, если об этом узнает хоть одна душа, он и меня, и маму, – уточнил Максим, – может убрать.
– Как это убрать?
– Ольга Алексеевна, вы слышали, как сейчас говорят?
– Как?
– Существует такое выражение: «физическое устранение», – шепотом сказал Максим.
– Слышала, – обдумывая полученную информацию, так же шепотом отозвалась Ольга. – Максим, когда ты рассказал об этом маме, а ты ведь ей о сообщении Лизы рассказал, да?
– Да.
– Так вот, когда ты ей рассказал, как она среагировала?
– Вы прямо сейчас с меня начали собственное расследование, да? – серьезно спросил Максим.
Ольга замечала и раньше, что сын Кирилла, когда дело касалось важных событий, был совсем не глуп и, кроме того, дотошлив.
– Почти. И вот еще что... Когда Лиза рассказала тебе о этом?
– После пресс-конференции. Ведь весь наш класс собрался у нее дома у телевизора. Они договорились.
– Весь класс?
Ольга не подозревала, что дети примут такое живое участие в судьбе Кирилла.
– Не совсем, кое-кого родители не пустили. Так вот, никто из ребят не поверил признаниям Кирилла Петровича. Все поняли, что он оговаривает себя, чтобы... спасти меня от наказания.
– Лиза рассказала ребятам о Кате со Шведовым?
– Нет, что вы? Она побоялась!
– Кого?
Оля не могла поверить, что совсем юная девушка, еще не столкнувшаяся в жизни ни с мафией, ни с коррупцией, ни с чиновничьим аппаратом, знавшая только понаслышке о советском произволе, могла чего-то испугаться.
– Кино про бандитов смотрят все. И о Шведове знают, – Максим задумался, подбирая слова, – какой он великий и какой пост занимает, ведь это никакой не секрет. За такими людьми всегда стоят серьезные силы.
– Понимаю.
– А Лизка, думаете, не соображает? Она мне позвонила, и мы договорились встретиться. Даже по телефону не сказала зачем.
– Конспирация!
– Да. Когда я к ней шел, думал, она меня разорвет. Потому что понимал, вся эта придуманная версия со страстью и ревностью, как в «Санта-Барбаре», для тех, кто хоть немного знал Кирилла Петровича, не убедительна. А потому плелся, как на казнь. Когда увидел Лизку, понял, что в своих предположениях не ошибся. Она набросилась на меня прямо, как тигрица, и заорала: «Скажи немедленно, зачем ты договорился с Кириллом Петровичем и зачем вы всю эту байку про его любовь к Кате выдумали? Чтобы твою шкуру спасти?»
Я молчал. Мне ведь не разрешили ни с кем эту тему обсуждать!
Тогда она выпалила: «Вот что я тебе скажу, новенький ты наш! Все несчастья в нашей школе из-за тебя и из-за твоего бандита Шведова!»
Я возмутился и спросил: при чем тут Шведов и почему он бандит?
«Те, что находятся там, – Лизка показала пальцем вверх, – и милиция – все-все бандиты! А Шведов, знаешь при чем? Он дуру Катьку уломал на „феррари“ покататься!»
Я не мог в это поверить.
«Ты ведь Катьку только обещал покатать на „феррари“, а Шведов обещание выполнил! Вот! Что там было дальше, я, конечно, не знаю. Может, в тот момент и правда Кирилл Петрович подоспел, может, Катьке опасность грозила... Только Шведов-то все равно замешан!»
Я пришел домой и позвал маму в свою комнату.
– Шведов дома был? – опередила его рассказ Ольга.
– Да.
– Он смотрел пресс-конференцию по телевизору?
– Не помню, кажется.
– Так что мама?
– Я маме все выложил. А она сникла и заплакала.
– Плохо, – твердо заключила Ольга. Ей показалось, что она произнесла это про себя, но юноша услышал.
– Почему? – удивился Максим.
– Значит, что-то подозревала и раньше, а потому сразу поверила тебе.
– Да. Мне тоже так показалось. Она не кричала, не возмущалась, а стала такой маленькой, несчастной и заплакала.
– Ты поэтому подумал, что Лиза не обманула?
– Нет. Я еще слышал, как мама со Шведовым про какую-то заколку от галстука спорила. Все выясняла, когда он ее носил, утверждала, что видела на нем ее утром того дня, когда с Катей случилось несчастье. Ведь эту заколку с галстуком потом нам милиционер на опознание принес. Она в бардачке машины лежала. А Шведов утверждал, что оставил ее в «феррари» несколько дней назад, когда они из театра с мамой возвращались. Вместе с галстуком. Потом они стали друг на друга кричать и спорить. Она свое, он свое. Я вообще ни разу не слышал, чтобы мама на него голос повышала. Я высунулся из своей комнаты, а они на меня так посмотрели... Потом все затихло. Я подумал, помирились, и вышел посмотреть. В этот момент Шведов, красный такой, прижал маму к стене и шипит: «Если кому-нибудь про заколку скажешь – и тебе, и твоему сыну конец!» Теперь вы понимаете, Ольга Алексеевна, почему я Лизкину информацию никому не могу выдать. Он решит, что это мама его сдала. Не за себя, за маму боюсь!
– Да... – протянула Ольга. – Вот тебе и расследование, – сказала сама себе, тихо, под нос, но Максим опять расслышал.
– Что же мы будем делать?
– У нас, Максим, получается путь один.
– Какой?
– Катю вылечить, чтобы она всю правду рассказала. Она единственный свидетель, который может пролить свет на это дело. Начнем с врачей. Завтра я пойду в больницу и попробую поговорить с врачами.