Мужчины бесятся (сборник)

Когда Алена положила трубку, Максим взял шприц. Он подошел к зеркалу, оттянул себе верхнюю губу и без всякого наркоза вогнал себе длинную тонкую иглу до конца. Игла проступала над контуром верхней губы под тонкой кожей в этом самом чувствительном на лице месте.

– Боль адская, – он это даже не сказал, а прошипел одним воздухом из горла.

На глазах у него проступили слезы, он сморгнул, Алена отвернулась. Макс задержал дыхание, чтобы рука у него не дрожала от боли. Он смотрел на свои губы и выводил иглу осторожно, по капле выпуская кислоту.

Стамбульский папа

Держите меня, ничего не могу с собой поделать – люблю я толстых, маленьких и лысых. И чтоб глаза были черные, а брюшко чтоб пушистое. И чтобы они мяукали, мяукали, мяукали… Мужчины-коты мне нравятся. Да, и нос должен быть длинным. Неважно, чей это будет нос, еврейский или армянский, в данный момент меня интересует один турецкий нос.

Только он заболел, к сожалению, у него температура и насморк. Вчера вернулся из России, вот у нас-то его и просквозило.

1

Господин Ахмет прикатил на свою фабрику в отвратительном настроении.

Как только он вышел из машины, старый охранник сразу это заметил: «Злой, как шайтан». Догадаться легко, господин Ахмет запарковался нервно, резко завернул на свое место и остановился в одном сантиметре от высокого железного забора.

А над забором – огромные золотые буквы. Перевести с турецкого мне сложно. «Плавильные печки. Серьезная фирма» – примерно так это звучит по-русски.

Охранник поднял шлагбаум и вышел из своей каморы. Шефу он поклонился и улыбочку зафиксировал.

– День добрый, Ахмет-бей.

Хозяин не ответил. Упулился в носы своих ботинок и протопал мимо. Охранник дождался, пока Ахмет-бей скроется за железными воротами цеха, и закрыл проезд.

– Вот они, деньги-то, что с людьми делают, – старый турок был огорчен. – Раньше-то было – со всеми за руку здоровался. Да остановится, да спросит, как дети, как жена, как овцы твои…

Чтобы попасть к себе в офис, господин Ахмет должен пройти через цех. Пятнадцать лет назад, когда вся эта фабрика только строилась, каждое утро рабочие выходили из-за станков навстречу хозяину, поздороваться. И каждому Ахмет-бей успевал пожать руку. Это был ежедневный ритуал, старая команда к нему привыкла. И сейчас тоже все хотят услышать командирское слово. Ахмет понимает, людям мало того, что ты им платишь, людям надо, чтобы ты их еще развлекал и воспитывал при необходимости.

«Братья мусульмане! – вот как раньше Ахмет говорил. – Снилось мне – мы порвем этих америкосов!»

И ведь в руку были все его сны. Из простого инженера американской фирмы Ахмет превратился в ее конкурента. «Степ бай степ», или, если по-турецки, «корак по корак» – так он объяснял свое восхождение к успеху. Кажется просто, шаг за шагом, да только не каждый сможет догнать Ахмета, слишком уж бойко стучат на асфальте его шаги.

Годы прошли, народу на фабрике прибавилось, и теперь ему некогда с каждым за руку здороваться. Кивнет мимоходом – и то хорошо. А народ обижается, людям, оказывается, не хватает крепкой лапы.

А нечего на шефа обижаться! Вот взял бы он сам, этот старый охранник, сел и подумал: если Ахмет-бей начнет с каждым раскланиваться, когда он к себе в кабинет доберется? К обеду, не раньше.

Господин Ахмет щелкает каблуками по цементному полу, пальтишко на ходу расстегивает, а рабочие косятся на него из-за станков. Думают, «шеф возгордился, шеф зажрался, шеф забыл заплатить своим людям новогоднюю премию». Припоминают Ахмету новую виллу на озере. Да, да… Припоминают.

А он-то, бедный, с температурой, носом шмыгает… Песню свою вечную, самую грустную поет: «Никто меня не любит! Никому я не нужен! Всем нужны мои деньги! Только деньги!»

В стеклянную дверь секретарша увидела, как приближается этот маленький танк, и построилась.

– Отправь водителя в аптеку, – просипел Ахмет-бей, – я простудился.

Без лишних любезностей он прошел к себе в кабинет и за дверью громко чихнул.

А какой у него кабинет! Вид на горы, на снежные вершины, на облака… Главный фасад офиса стеклянный, витражи тонированы синим, тонировка делает еще более глубоким небесный оттенок. Две горные макушки, белые от снега, сверкают в ясный день. Да и не в ясный тут неплохо. Если собираются тучи, господин Ахмет видит, как они сползают с гор, как они клубятся и темнеют, а все прелести промзоны, грохот металла, дорожная пыль, все это остается внизу.

Десять лет назад, когда еще не было никаких витражей, а только бетонные перекрытия стояли посредине стройплощадки, господин Ахмет… Впрочем, тогда он не был еще господином… так вот, Ахмет затащил сюда наверх свою любимую русскую женщину и показал ей снежные вершины.

– Смешной ты человек, – она ему ответила. – Хочешь удивить русскую женщину снегом. Я вообще-то из холодной страны, ты бы меня лучше морем удивил.

– Что желаешь, дорогая? – спросил Ахмет великодушно. – Все сделаю для тебя.

– Квартиру в Анталии. Широкий балкон, цветочки, на крыше бассейн…