Мужчины, которых мы выбираем

И на следующий день следственная бригада, не оставляя прочих версий, дружно занялась господином Нортом, который по паспорту оказался не Валентином, а Эвальдом Вениаминовичем, и вовсе не таким круглым сиротой, как считала Светлана: у него обнаружилась старшая сестра, живущая в Соединенных Штатах. И самое главное, в дни совершения убийств он находился в Москве, мало того, его машина была замечена на дорожных камерах неподалеку от Большого Купавинского проезда примерно в то время, когда была убита девушка, больше остальных похожая на Юку.

А потом Ивану пришлось отвлечься от охоты на маньяка. Как-то вечером он заехал к себе – надо было забрать кое-что. Заодно проверил почтовый ящик, из которого торчал ворох рекламных листовок. Ничего важного не обнаружив, Иван вывалил все в специально стоящую под ящиками коробку, привычно подосадовав, что столько бумаги зря переводят на никому не нужную ерунду, но вдруг заметил среди разноцветных рекламок белый конверт. Внутри лежал сложенный пополам листок бумаги, на котором была написана пара фраз. Прочитав, Иван мгновенно покраснел, как помидор, выскочил на воздух и там, не веря своим глазам, еще раз перечел записку: «Какое счастье – носить под сердцем твоего ребенка! Я уверена: это будет мальчик». В ушах у него звенело и ноги подгибались. Иван сел на ступеньки и уставился на десяток простых слов, способных разрушить его жизнь. Честно говоря, он напрочь забыл про блондинку, благо, и Юка не напоминала.

Иван принялся лихорадочно вспоминать события того проклятого вечера: гуляли они у Генки Петрынина, а блондинка, кажется, пришла с кем-то из его друзей. Потом Иван засобирался домой, блондинка вышла вместе с ним и села в то же такси, потому что ехать им было в одну сторону. Иван начал засыпать еще в машине и не помнил, как расплатился и поднялся в квартиру. Очнулся у себя в прихожей и обнаружил рядом девицу, которая хныкала: «Ой, мне в туалет срочно надо, можно?» Он пустил. Что было дальше, Иван не знал. Ему казалось, он рухнул на топчан и сразу отрубился. Утром проснулся с чудовищным похмельем и головной болью, выполз в коридор и страшно удивился, увидев в ванной совершенно незнакомую девушку. И вот вам – «ношу твоего ребенка»! Что ж теперь делать-то? В полном смятении он поехал к Юке. Конечно, она сразу заметила его состояние:

– Вань, ты чего такой взъерошенный? Что-нибудь новенькое появилось?

– Появилось. Но это не по работе. Вот.

Иван подал Юке бумажку. Она взяла, развернула, прочла, сложила и вернула Ивану. Он с тревогой смотрел на ее лицо, мгновенно сделавшееся мрачным и отчужденным. Юка присела на край стула, помолчала, глядя в сторону, потом быстро произнесла:

– Я хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас. Пожалуйста.

– Юля…

– Не надо. Просто уйди.

И он ушел. Весь вечер Иван слал Юке сообщения: «Я люблю тебя, прости, давай поговорим», но она не отвечала, хотя телефон не отключила. Заснул Иван только к утру и на работу явился мрачнее тучи.

– Случилось что? – спросил Кирилл. – Что ты хмур, как день ненастный?

– Это из-за той блондинки.

– А что с блондинкой?

– Она беременна.

– От тебя?

– Вроде как.

– Ты ж говорил, у вас ничего не было?

– Получается, было. Но я не помню.

– А про генетическую экспертизу ты что-нибудь знаешь, доверчивый ты мой? И как ты вообще узнал? Виделся с ней, что ли?

– Вот так узнал. – Иван подал Кириллу все тот же сложенный листочек. – В почтовом ящике было.

– В твоем почтовом ящике? Или у Юльки?

– В моем.

Кирилл взял записку, прочел, потом внимательно осмотрел: листок в клетку, явно из школьной тетради, причем старой – бумага пожелтела. Текст написан синей шариковой ручкой довольно корявым почерком. Кирилл покачал головой и сказал:

– Да-а… Похоже, ты от великой любви совсем соображать разучился. Давай-ка, встряхнись! Ты профессионал – или так, погулять вышел?

– Ты о чем?

– О записке, твою мать! С какого бодуна ты решил, что она вообще имеет к тебе хоть какое-то отношение?! Там твое имя стоит? Фамилия?

– Но она же в моем ящике была…

– Вань, да кто угодно мог эту фигню к тебе в ящик бросить – ради хохмы! Могли ящик перепутать. Да мало ли что еще. Ты подумай: если она хотела осчастливить тебя своей новостью, почему не подписалась? Телефон не указала? Почему не настаивает на встрече? Как ее, кстати, зовут?

– Не помню…

– Так, давай все с начала. Где ты ее вообще взял?

– Мы выпивали у Геныча. Она там была. Потом оказалась у меня дома. Утром Юлька пришла, а тут она. И я сам в одних трусах. Вот поверишь – не помню, чтоб раздевался. И чтобы у нас что-то было, тоже не помню. Разве можно с бабой переспать и совсем ничего не помнить, а?

– Всякое бывает. Но ты включи все-таки голову-то! Для начала найди девицу. Геныч должен ее знать – или того, с кем она приходила. Но мне упорно кажется, что записка не имеет к ней никакого отношения. Ты вникни: «Какое счастье – носить под сердцем твоего ребенка». Да так только в девятнадцатом веке могли выражаться! Похоже это на твою блондинку?

– Она не моя! Но не похоже вообще-то.