Мужчины любят грешниц

– Ну, он добрый, – сказала она неуверенно. – Всегда поможет. Играет на пианино, поет.

– И наше светило из мира театра Виталик Вербицкий тоже гений – у него свой взгляд на классику, – добавил я. – Кроме того, они дружат. Представляешь, два гения на одном жизненном пространстве? И ты знакома с обоими. Везуха!

Лиска фыркнула.

Виталий Вербицкий, главный режиссер местного молодежного театра, человек явно аномальный, с заскоками, попросту говоря – городской сумасшедший, хотя не исключено, что все это игра на публику и притворство. Билетов, во всяком случае, на его спектакли не достать.

– Правда, ты его не оценила, – ехидно добавил я.

– Виталик – надутый дурак! – фыркнула она. – Я серьезно, а ты со своим Виталиком!

– Моим? Ко мне он лапы не тянул.

Я вздыхаю… Была у нас театральная история! Как много всего уместилось в столь ничтожный отрезок времени…

…Однажды Лиска записалась в драматическую авангард-студию при городском молодежном театре, чем страшно гордилась, а кроме того, собиралась писать статью о ее воспитанниках. Подозреваю, ей хотелось попробовать себя в роли великой актрисы.

Я помню ее восторг, когда ей сразу же предложили роль Элизы Дулиттл из «Пигмалиона». Она немедленно начала репетировать, предварительно натянув на себя линялые джинсы, мою старую рубашку и синюю бейсбольную шапочку. Я имел представление об этой пьесе – видел когда-то в ранней юности в нашем драматическом театре – и спросил, почему Элиза так странно одета, ведь действие происходит, если мне не изменяет память, в девятнадцатом веке. Лиска сказала снисходительно, что я в драматургии и режиссуре ничего не понимаю, что их руководитель Виталий Вербицкий – гений и пьесу он переосмыслил и осовременил. Потому что Бернард Шоу безнадежно устарел и ему не хватает динамики. Кроме того, она сообщила мне, что режиссер уже осовременил и даже дописал другую пьесу драматурга, «Орлеанскую деву», в результате чего весь город выпал в осадок.

Необходимо заметить, что в то время гениальный и самобытный мастер Виталий Вербицкий не шел у нее с языка, и на мир в течение нескольких недель она смотрела его глазами.

Она громко выкрикивала роль, заворачивая при этом словеса, от которых покраснел бы и биндюжник, о чем я не преминул ей заметить. Оказалось, я ничего не понимаю также и в урбанистической языковой субкультуре той социальной среды, к которой принадлежала уличная цветочница. Что такое «биндюжник», Лиска не знала.

Она так презрительно щурилась и трясла головой, так упирала «руки в боки» и говорила с таким утрированным местечковым акцентом, что я немедленно бросил компьютер и, принеся с собой кофе, уселся в гостиной в качестве зрителя – пропустить подобное зрелище было бы просто обидно.

– Куда прешь, придурок! Тебе что, повылазило? Как шмякну в торец, не зарадуешься! Я, блин, честная девушка! – кричала Лиска страшным голосом, потрясая кулаками. Бейсбольную шапочку она надела козырьком назад для выразительности.

Я не поверил своим ушам и взял у нее из рук листки с ролью. Все верно. Там были такие интересные субкультурные находки, как «слететь с нарезки», «брызгать соплями», «готично», «бляха-муха» и «фигасе». Последнее оказалось особенно в масть.

Меня впечатлило выражение: «Западло дать пару уроков клевой герле?» – и я поинтересовался, есть ли в театре какой-нибудь цензор. На что Лиска обвинила меня в узколобости, зажиме свободы слова и свободного выражения творческой личности. И добавила, что Леша Добродеев, который дружит с мэтром Вербицким, уже делает материал о премьере. Кое-что о культовом режиссере я слышал раньше, хотя в его театре никогда не бывал. Вербицкий, несомненно, являлся украшением городской богемы, хотя его поклонники никак не могли прийти к единому мнению: притворяется этот гений и блажит или действительно он психопат с манией величия. Был это двухметровый самец с длинными белыми волосами, заплетенными в косичку, густым басом и эпатажным поведением. Ему ничего не стоило идти по улице и громко петь, причем в костюме римского патриция – тоге, лавровом венке и сандалиях, спать на траве в парке, переть на красный свет, величественно помахивая рукой матерящимся шоферам. О его романах, женитьбах и разводах ходили легенды, говорили даже, что он бисексуал. Что в этом правда, что нет – можно только догадываться. Я же считаю, что реноме неформала он поддерживает сознательно: он так заигрался в своем театре, что ему теперь без разницы, где лицедействовать, а истеричное внимание толпы для него то же, что маковая соломка для наркомана.