Мужчины любят грешниц

Я аккуратно сложил бумаги и фотографии в большой пакет. С трудом поднялся. Ныла поясница, от бесчисленных чашек кофе во рту была сухая горечь. Я постоял, держа свое прошлое в руках, раздумывая, куда его определить. Положил на кухонный стол и достал бутылку водки…

…А ночью мне приснился сон. Черно-белый и немой. Я был в «Белой сове». Вокруг бесновалась толпа – прыжки, раскрытые рты, шевелящиеся губы, запрокинутые в беззвучном смехе лица. Рядом – Алеша Добродеев, показывает рукой куда-то. Там сидит Колдун и смотрит на меня. Он похож на старую больную птицу. Он в черном. Тяжелый взгляд тускло-черных, словно присыпанных пеплом глаз. Я иду к нему, мне обязательно нужно о чем-то спросить, но толпа кружит, тормошит, увлекает меня. Когда я добираюсь до его угла, там уже никого нет. И сразу же меняется декорация. Я стою на пороге полутемного пустого бара, и за столиком в углу меня ждет женщина. Ольга. Старая больная черная птица. Она пристально смотрит на меня, потом протягивает руку в черной перчатке и манит…

Я проснулся в испарине, откинул одеяло, сел. Меня трясло. В спальне серело – рассветало уже. В раскрытое окно лился холодный утренний воздух. У кровати сидел Толик и смотрел на меня. Испугался, прибежал из прихожей, где ему постелен старый плед. Я кричал или задыхался, и пес прибежал меня спасать…

Лиска сказала, что Илья несчастен, у таких, как он, не бывает ни жен, ни детей, они вечные скитальцы в погоне за судьбой. Она сказала, он не нашел себя… Она знала? Он доверился ей?

Лиска оставалась после сеансов магии, и они разговаривали… О чем? Или бродили по городу. Казимир говорил, их видели вместе…

Ольга, Илья… Кто же он? Транссексуал? Трансвестит? Гермафродит? Андрогин? Игра или шутка природы? Или что-то еще, чему пока нет названия? Калиостро…

Вопросы, на которые нет ответов. И не будет. Как сказал… этот, из Лискиных записок: «А ответов на них мы никогда не получим».

И еще: «Последней черты никогда не будет, она убегает от глаз, как линия горизонта, сколько бы ты ни гнал вперед свою лошадь…»

Глава 30 Смех луны

Я позвонил маме. Она закричала озабоченно:

– Темочка, мы с Павликом заняты, смотрим старое кино! Только началось, я его еще девочкой видела. Я перезвоню! Да, все забываю напомнить, зайди к Анечке, воспитательнице, занеси ей что-нибудь, цветы или конфеты. Привет, целую!

Я посмотрел на часы. Они показывали восемь сорок пять вечера. В восемь сорок начиналась программа «Старое кино». Как и тогда, семь лет назад. И меня вдруг осенило, я понял… Тот мальчик видел на перилах не Лиску – она в это время еще была у метро. Стояла там Лена, угрожая Лиске по телефону, что бросится вниз. И простодушная Лиска, перепуганная, бросилась ее спасать. И волосы у нее не развевались, они не могли развеваться – тем летом она выдумала себе новую прическу, две косички, завернутые рогульками над ушами, и была похожа на чертенка. На перилах стояла Лена. Непонятно только, зачем было лезть на перила? Для правдоподобия, для вхождения в образ? Она могла бы кричать в телефон, что сейчас бросится вниз, сидя на диване…

Зачем? Еще один из тех вопросов, на которые нет ответа и уже никогда не будет…

…Время идет. Размеренно тикают часы, отсчитывая минуты и дни. «Во сне идут часы, сжигаются мосты», – сказал один забытый поэт. Мама почти не звонит мне. Павлик с ней, и она счастлива. Я уже большой мальчик, не пропаду. Казимир сбежал из больницы, как только почувствовал себя лучше. Семья наша собралась в последний раз вместе на похоронах Лены и разлетелась в разные стороны. Я знаю, что Рената теперь живет у Казимира. Костика я устроил к себе в банк с условием, что он не бросит институт. Он снимает квартиру по соседству, у отца не бывает, подкидываю ему на жизнь я, а не Казимир. А также веду душеспасительные беседы о смысле жизни, долге и выборе дороги. И это всех устраивает. Брат, похоже, потерял к сыну всякий интерес. Иногда я задумываюсь, правду ли тогда сказала Лена, и не нахожу ответа. В конце концов, так ли это важно?

Казимир звонил мне раз или два, звал к себе, но я сослался на плохое самочувствие и положил трубку, не слушая его воплей. Я пока не готов… ни к чему не готов. Я словно увидел брата со стороны, на расстоянии, все его мелкие обезьяньи прыжки и ужимки, которые уже не желал воспринимать как шалости балованного дитяти. Он стал мне неприятен.