Мужчины любят грешниц

Имя брату придумала, разумеется, мама. Нина Сергеевна. Она и мне придумала было имя Артур, но отец был начеку и воспротивился. А вот брат пострадал, шутил отец. Вместо Ивана стал Казимиром. Какой, к черту, Казимир? Откуда у них в семье Казимир? Но было поздно – когда отец вернулся из Кении, где работал хирургом в госпитале Красного Креста, младшему сынишке исполнилось уже два года, он откликался на имя Казимир и вовсю пачкал красками стены, мебель и пол. В сочетании чуждого имени и ангельского братова личика заключалась некая томная нездешняя извращенность. Недаром говорили древние: имя – это судьба. Брат был обаятелен, с улыбкой, играючи мог добиться того, что иному не обламывалось и в результате упорного труда. Оценки на экзамене, связи, полезные знакомства, работа впоследствии. Имя превратилось в определение и обозначало гибкого дерзкого пролазу и бабника. Удачливого сукина сына. Настоящий Казимир! Скорее с оттенком восхищения, чем осуждения. И бабник! Но это уже отдельный разговор.

Сколько же времени натикало с тех пор, как я был в «Сове» последний раз? И не сосчитать. Много. Как это говорится: «много воды утекло»? Много воды утекло с тех пор, как я был здесь в последний раз. И натикало. Сидел и ждал. Как оказалось, напрасно. Никто не пришел. Некому уже. А я все сидел и ждал, нетерпеливо поглядывая на часы, предвкушая, как появится у входа знакомая фигурка, обведет беспокойным взглядом зал, выискивая меня, и вспыхнет радостно навстречу губами и глазами. Время шло, но никто не приходил. Я снова и снова набирал заветный номер, но абонент был недоступен. Подавляя раздражение и тревогу, я рассеянно смотрел по сторонам. Мелькали сине-зелено-желтые огни. Как всегда, здесь толпа людей. Сине-зелено-желтые лица-маски. И джаз. Не диско, а джаз. Джаз – это настоящее, теплое и человечное. Ностальгия по несбывшемуся и обещание счастья впереди. Передышка в пути перед дальней дорогой. Музыка для отлюбивших, как сказал один писатель. Возможно, возможно…

Сейчас все уже здесь не так. Все течет, все изменяется. Незнакомые лица в серебряную крапинку от крутящегося под потолком зеркального шара, незнакомая музыка – до одурения громкая. Даже одежда другая, особенно у женщин – голые плечи и спины, пирсинг, разноцветные волосы, марсианский макияж, что красиво, но непривычно. Похоже, я одичал в своих палестинах. Странная фраза… Палестины.

И возраст! Эти были удивительно молоды! Или таковыми казались в «снежной» метели зеркального шара. Они вели себя как подростки, сбежавшие с урока, хватающие минутку, а там – будь что будет! Мне пришло в голову, что за годы моего затворничества размылось понятие возраста, и теперь надо быть молодым – мода пошла такая. Блеск глаз, блеск зубов, гибкость членов. Бодрость тела и бодрость духа. Все кружится, все меняется… Быстрая смена картинок – окружения, друзей, партнеров, географических широт, жен и мужей.

Рассмотреть их лица не было никакой возможности. Зал освещался скупо, снежная метель все убыстрялась, музыка била наотмашь, и я вдруг впервые за долгое время расслабился или одурел от шума и движения, от мощной энергетики разгоряченной толпы. Ни одной мысли не осталось в моей голове – она была пуста, как шар под потолком. Или, вернее, наполнена дерганым шмелиным гулом, ритм которого бился в висках. И сердце колотилось как после бега. И дурацкая ухмылка растягивала губы. Истерия толпы засасывала мощно и глубоко. Мне казалось, я чувствую гладкие стенки воронки и без сопротивления, даже с готовностью, отдаюсь скольжению. Мне было хорошо! Животное по имени человек обладает мощным стадным инстинктом и всегда возвращается к своим. Как правило. Рано или поздно…

Я вздрогнул, когда чья-то тяжелая ладонь опустилась на мое плечо и радостный, смутно знакомый голос проревел над ухом:

– Темка, ты?!

Я рванулся из-под руки, бог знает почему, оторопев от внезапного испуга. Жизнерадостное красное толстощекое лицо, влажные пряди волос на лбу, сизо-голубые глаза, по-детски наивные, уставившиеся на меня с пьяным энтузиазмом, и громоподобный рев – господин Добродеев собственной персоной! Всеобщий знакомец и приятель, записной враль, обжора и ловелас, репортер, не обремененный убеждениями, не без таланта пописывающий в левые, правые, экологические, женские и светские издания. Его материалы шли на ура: пестрая смесь из полтергейста, загадок истории, тайных архивов спецслужб, городских патогенных зон и многоярусных пещер, в которых навсегда теряются спелеологи и куда не сегодня завтра провалится центр города. Особенно ему удавались страшилки про вечноживых пришельцев из НЛО, умыкающих честных граждан, и женщин в особенности. При этом приводились достоверные детали, убедительные подробности, имена пострадавших и даты. Как вы понимаете, все вышеперечисленное являлось исключительно плодами фантазии Леши Добродеева, который бурлил, пенился, шипел и плевался, образно выражаясь, идеями, планами, проектами, слухами и сплетнями.