Мужчины на моей кушетке

Я замечала, что многие люди втайне поддерживают такие убеждения. Однако, выраженные прямо, они звучат возмутительно. Я попыталась представить, как бы это выглядело в форме контракта, который стороны подписывают в начале отношений. Примерно так:

...

«Я хочу, чтобы ты делала то, что я хочу, тогда, когда я хочу. Я хочу, чтобы ты всегда была тем, что я хочу. В сущности, ты – мое продолжение. Я хочу, чтобы ты давала мне именно то, что мне нужно, когда мне это нужно. Я не должен просить об этом или рассказывать тебе, как это делать. Я хочу, чтобы ты дарила мне безусловную любовь. Гарантированно. Неукоснительно. Я хочу, чтобы ты была моим спасителем, моим Иисусом, моей мамочкой (или папочкой). А если ты не будешь этого делать, я разозлюсь! Возможно, я даже брошу тебя или буду тебе изменять, потому что мои потребности должны удовлетворяться всегда.

P.S. Я не желаю слышать о твоих потребностях».

А теперь вообразите, как вы на первом свидании выкладываете это перед потенциальным партнером!

Отношение к людям как к объектам лежит в основе нарциссизма  – феномена настолько вредоносного для отношений , что мне следует сделать небольшую паузу, чтобы исследовать его подробнее.

Хотя ярлык «нарциссизм» то и дело навешивают на мужчин, как заслуживающих его, так и не заслуживающих (даже я использую его ради удобства), мне не нравится, что этот термин применяют только к отдельным людям, как будто эта тенденция свойственна лишь немногим патологическим личностям среди нас. Нарциссизм – это состояние ума, искаженный вид мировоззрения, особый тип миопии , из-за которого мир обрабатывается в калейдоскопе персональных ожиданий, убеждений и стремлений, ни одно из которых не основано на объективной реальности.

При самой извращенной и наиболее вредоносной форме нарциссизма подверженные ему люди словно носят шоры, которые блокируют их способность видеть других иначе как в контексте самих себя и того, что они хотят . Это опасно, потому что, не умея видеть людей, мы начинаем превращать их в объекты.

Все мы делаем это в какой-то степени, и в современных взаимоотношениях нарциссизм стал чем-то вроде эпидемии. Это противоположность любви к себе, это значит, быть пойманным в ловушку внутри собственного «я».

Дэвид не только не был способен видеть других – ему нужно было еще и быть лучше их. Нарциссизм такого рода – это чувство «я», выстроенное вокруг потребности быть особенным или превосходить других. Все окружающие рассматриваются в контексте иерархии. Они либо ниже тебя, либо выше, и в мозгу идет постоянный вычислительный процесс сравнения. Главенствуют императивы: я должен быть богаче, или красивее, или лучше других в том, чем занимаюсь.

Даже если такой нарцисс добивается больших успехов в реальной жизни, он пребывает в мире иллюзий, поскольку стремление к принятию, которое лежит в основе его усилий, никогда не удовлетворяется (какая ирония!); если он добивается этого воображаемого превосходства, то в действительности отделяет себя от других.

Все мы в отношениях грешим некоторой долей нарциссизма, даже я в своих собственных романтических любовных фантазиях: я тоже объективировала мужчин, только они были для меня не сексуальными объектами, а объектами моей любви.

Отчасти проблема Дэвида заключалась в том, что, когда эго человека раздувается так легко (это нередко бывает у успешных мужчин вроде него), удовольствие от его «подкармливания» может стать настолько сильным подкреплением, что останавливаться просто не хочется. Я сознавала, что Дэвид даже не в состоянии оценить то, что у него имеются вполне удовлетворительные отношения с Никки. Мне необходимо было заставить его выяснить, почему у него есть потребность ежевечерне отправляться на охоту за женщинами.

Нарциссизм Дэвида был его мощной и безопасной крепостью. Мне надо было проникнуть внутрь ее стен. На этот раз – гораздо более мягко.

* * *

– Я надеюсь, что вы понимаете: я задаю непростые вопросы для того, чтобы помочь вам исследовать себя, – сказала я в начале нашей следующей встречи. Мы продолжали разговор о Никки.