Мужчины на моей кушетке

Я не только задаю пациентам вопрос «что вы хотите?», но и прошу их быть теми, кто они есть. Я верю, что мы должны чтить себя в первую очередь и быть абсолютно искренними даже перед лицом возможного неодобрения . Иначе мы торгуем фальшивым золотом, а ведь фальшь в конечном счете всегда выплывает наружу.

Кейси и Эми начинали с противоположных полюсов: Эми фокусировалась на выражениях любви, а Кейси смотрел порнографию. По внешнему виду этого и не скажешь, но у них была одна общая черта: они оба были ограблены социальными ограничителями . Я пыталась провести каждого из них через трясину социальных стереотипов, личного символизма и эмоциональных значений, чтобы они могли выбраться на чистую воду.

Мне приходилось встречаться с Эми отдельно, чтобы она меньше реагировала на желания Кейси. Так я могла поддерживать ее сосредоточенность на себе, а не на нем, что было необходимо для ее саморазвития. Но моей целью было вести их обратно друг к другу все время — почти год, — пока каждый из них проходил свой собственный путь.

* * *

— Ну как, придумали сексуальный сценарий? — спросила я Эми при нашей следующей встрече.

— Да. Поначалу это казалось мне нудной обязанностью — этакое задание на размышление, — но под конец увлекло. Я делала это дольше трех минут трижды в день. И чувствовала себя так, будто открываю вокруг себя целый мир. Я вглядывалась в мужчин в спортзале, представляя их без рубашек. Я записалась в секцию дзюдо — ведь борьба кажется такой сексуальной! Я ходила на экскурсию по картинной галерее, и некоторые картины с их огненными красками казались мне полными сексуального напряжения. Я даже флиртовала с парнем на кассе в супермаркете… И я инициировала секс с Кейси — чего обычно никогда не делаю. Обычно я жду, пока он сам захочет.

— Как отреагировал Кейси?

— Ему понравилось, и я даже заметила, что за последние две недели он стал нежнее со мной.

Кейси уже поведал мне, как он отреагировал на Эми, и сказал, что ее готовность принять свою сексуальную сторону помогает ему повернуться к ней любящей стороной его натуры.

— Вы отлично работаете, Эми! Похоже, вас саму радует ваше сексуальное развитие, — похвалила я.

— Да, это правда.

Та Эми, о которой с жаром говорил Кейси на нашем первом сеансе, становилась все более и более реальной. Она была яркой, полной энтузиазма, увлеченной женщиной. Мне приятно было на нее смотреть.

Решение Эми вкладывать усилия в свои фантазии одарило ее новым чувством витальности и личной силы. Реакция Кейси на нее была просто приятным побочным эффектом. Что касается Кейси, он стал относиться к Эми теплее, чем когда-либо раньше. И с усилившимся вожделением.

Кстати, еще один побочный эффект: он стал проявлять гораздо меньше интереса к ночным просмотрам порно.

Марк

Я получала настоящее удовольствие от психотерапевтической работы с мужчинами, если не считать одной подмеченной мною детали: после нескольких проведенных сеансов у меня стабильно возникало чувство, что от меня нет никакого толку.

Если суммировать то, что говорил во время сеанса пациент, это звучало бы так: «Отлично. Я все понял. Эта проблема для меня решена». Однако тело выдавало его с головой. Я замечала сжатые челюсти, дрожание колена или нахмуренный лоб. Я видела, что мужчина на моей кушетке чувствует нечто , но сдерживается, что его тело буквально сражается против откровения.

Иногда, пока мужчины рассказывали мне, как у них все прекрасно и замечательно, они буквально щипали себя за лицо или шею, словно зажимали отверстие воздушного шарика. Очевидно, что если зажать это отверстие, то воздух остается внутри. Когда это происходит, я не могу двигаться в терапии дальше, пока не спрошу пациента, что это для него значит — иметь чувства и, еще важнее, показать мне это.

Сама природа терапии вступает в лобовое столкновение с распространенным представлением мужчин о мужественности. Поэтому я делаю паузу и задаю важный вопрос: «Что это значит — быть мужчиной?»

Этот момент бывает неловким, поскольку, ясное дело, я не мужчина. И все же, как врач, постоянно работающий с пациентами над переопределением мужественности, я вижу себя как своего рода антрополога по мужчинам, который наблюдает, делает заметки, категоризирует непривычные поступки и классифицирует подвиды.

Когда я расспрашиваю о причинах их сдержанности в выражении эмоций, то, как правило, получаю одну из версий ответа: «Это слабость». Все они хотят быть «ковбоями Мальборо». Одним примечательным исключением был молодой банковский служащий с каменным лицом, который вошел в мой кабинет и сказал голосом, который вполне подошел бы роботу: «Я хочу научиться чувствовать. Вы можете меня научить? Я хочу, чтобы вы заставили меня плакать».