Мужчины не ее жизни

— Главным событием сегодняшнего вечера был Эдди, — ответила Рут. — Я никогда не представляла мою мать так четко, как представляю ее теперь.

— Но когда ты уже ляжешь в постель с Аланом? — спросила Ханна.

— Возможно, когда я вернусь из Европы, — сказала Рут. — Ты что — не хочешь узнать о моей матери?

— Когда ты вернешься из Европы! — прошептала Ханна. — Когда, кстати, это будет — через две недели? Три? Боженьки ты мой, он до твоего возвращения может познакомиться с кем-нибудь! А ты? Даже ты можешь с кем-нибудь познакомиться!

— Если я или Алан с кем-нибудь познакомимся, — ответила Рут, — то тогда тем лучше, что мы с ним не переспали.

Только сформулировав это таким образом, Рут поняла, что она больше боится потерять Алана как редактора, чем как мужа.

— Так расскажи мне все об Эдди О'Харе, — прошептала Ханна.

— Он очень милый, — начала Рут. — Он довольно странный, но в первую очередь милый.

— Но он сексуальный? — спросила Ханна. — То есть, я хочу знать, могла бы ты представить его с твоей матерью? Твоя мать была такая красавица…

— Эдди О'Хара и сам немного красавчик, — ответила Рут.

— Ты хочешь сказать, что он женственный? — спросила Ханна. — Боже мой, он хоть не голубой, а?

— Нет-нет, он не голубой. И ничуть не женственный, — сказала Рут Ханне. — Просто он очень мягкий. Он удивительно хрупкий на вид.

— Я думала, он высокий, — сказала Ханна.

— Высокий и хрупкий, — ответила Рут.

— Не могу себе это представить — он, похоже, странноватый.

— Я тебе уже сказала, что он странный. И он очень предан моей матери. Я хочу сказать, он хоть завтра готов на ней жениться!

— Правда? — прошептала Ханна. — Но сколько теперь твоей матери? Семьдесят с хвостиком?

— Семьдесят один, — сказала Рут. — А Эдди всего сорок восемь.

— Это и в самом деле странно, — прошептала Ханна.

— Ты ничего не хочешь узнать о моей матери? — повторила Рут.

— Подожди минутку, — сказала ей Ханна. Она отошла от телефона, потом вернулась. — Мне показалось, он что-то сказал, но он просто храпанул.

— Я расскажу в другой раз, если тебе не интересно, — холодно сказала Рут. (Она сказала это почти что своим голосом для чтения вслух.)

— Да конечно же мне интересно! — зашептала Ханна. — Думаю, вы с Эдди говорили о твоих погибших братьях.

— Мы говорили о фотографиях моих погибших братьев, — сказала ей Рут.

— Этого и следовало ожидать! — ответила Ханна.

— Это было странно, потому что он рассказывал о кое-каких фотографиях, которых я не помню. Потом были и такие, о которых помню я, а он — нет. Мы сошлись на том, что, должно быть, выдумали эти фотографии. Потом были такие, о которых помним мы оба, и мы решили, что эти-то и есть настоящие. Я думаю, у каждого из нас больше выдуманных фотографий, чем настоящих.

— Ты сама, «настоящее» и «выдуманное», — заметила Ханна. — Твоя любимая тема…

Рут негодовала, чувствуя явное отсутствие интереса у Ханны, но тем не менее продолжила.

— Фотография Томаса, лечащего коленку Тимоти, — это определенно настоящая, — сказала Рут. — И та, на которой Томас выше моей матери и держит хоккейную шайбу в зубах, — мы оба помним ее.

— Я помню фотографию, на которой твоя мать в кровати, а из-под одеяла торчат ноги твоих братьев, — сказала Ханна.

Ничего удивительного в том, что Ханна помнит эту фотографию, не было. Рут брала ее с собой в Экзетер и в Мидлбери; сейчас она висела в доме Рут в Вермонте. (Эдди не сказал Рут, что мастурбировал, глядя именно на эту фотографию, заклеив сначала ноги. Когда Рут вспомнила, что на фотографии было «что-то вроде полосок бумаги», закрывавших ноги, Эдди сказал, что ничего такого не помнит. «Значит, я и это выдумала», — сказала Рут.)

— А еще было фото, на котором твои братья в Экзетере сняты под добрым старым приглашением «Входите сюда, мальчики, и становитесь мужчинами». Помнишь эту херню на дверях? — спросила Ханна. — Бог ты мой, они там такие красавцы.

Рут показала Ханне фотографию своих братьев в первый раз, когда они приехали в Сагапонак. В то время они учились в Мидлбери. Эта фотография всегда висела в спальне ее отца, и Рут привела туда Ханну, когда отец играл в сквош в своем хитроумном сарае. Ханна тогда сказала то же самое, что и сейчас, — какие они красавцы.

«Именно это и должна была запомнить Ханна», — подумала Рут.

— Мы с Эдди помним одну постановочную фотографию на кухне — на ней мальчики едят омаров, — продолжила Рут. — Томас препарирует омара с легкостью и бесстрастием патологоанатома — на его лице ни малейшего напряжения. А вот Тимоти сражается со своим омаром, и побеждает омар! Я думаю, что лучше всего помню эту фотографию. И все эти годы я спрашивала себя — выдумала ли я ее, или она настоящая. Эдди сказал, что он ее помнит лучше других, значит, она тоже настоящая.

— А ты что, никогда не спрашивала об этих фотографиях у своего отца? — спросила Ханна. — Он наверняка должен был помнить их лучше, чем ты или Эдди.

— Он был так зол на мою мать, что она их увезла, — он отказывался о них говорить, — ответила Рут.

— Ну, ты слишком к нему строга, — сказала ей Ханна. — Мне кажется, он обаятельный.