Мужчины не ее жизни

Что касается среднего из трех боковых ящиков, то поначалу Харри заволновался, увидев, что ящик пуст. Он смотрел внутрь ящика с удивлением человека, ограбленного в полицейском участке, но потом вспомнил, что ящик этот был пуст практически всегда. Сам стол являл собой свидетельство того, как мало сержант Хукстра им пользовался! А так называемая разборка стола, в сущности, имела одну цель: незаконченное дело, которое — вот уже пять лет — Харри добросовестно хранил в самом нижнем ящике. С его точки зрения, это было единственное уголовное дело, мешавшее ему уйти на пенсию.

Поскольку ручка от нижнего ящика была отломана и превратилась в специальный инструмент для очистки собачьего дерьма с подошв, ему теперь пришлось открывать этот ящик с помощью своего перочинного ножа. Папка со свидетельскими показаниями об убийстве Рои Долорес была разочаровывающе тонка, отчего можно было прийти к неправильному выводу, будто сержант Хукстра редко и невнимательно читал и перечитывал ее содержимое.

Харри знал толк в сложных сюжетах, но он отдавал предпочтение историям с нормальной хронологией. Если свидетель обнаруживается после того, как полиция арестовала убийцу, в этой истории все через жопу. В настоящей истории ты сначала должен был найти свидетеля.

Рут Коул знала больше, чем искавший ее полицейский. Ее дело расследовал старомодный читатель.

Дочь проститутки

Рои начала работать проституткой в окне в де Валлене в тот самый год, когда в квартале красных фонарей в качестве полицейского появился Харри. Она была на пять лет моложе его, хотя он и подозревал, что она привирает относительно своего возраста. В ее первой комнате с окном на Удекеннисстег — на той самой маленькой улочке, где много лет спустя повесится Вратна, — Долорес Рои не выглядела на восемнадцать лет. Но на самом деле ей было восемнадцать. Она говорила правду. Харри Хукстре было двадцать три.

Харри считал, что вообще-то «Красная» Долорес не говорит правду или главным образом говорит полуправду.

В самые напряженные дни Рои работала в своей комнате с окном по десять-двенадцать часов подряд, пропуская за это время до пятнадцати клиентов. Она заработала достаточно денег, чтобы снять на пару с другой проституткой комнату на цокольном этаже на Бергстрат. После этого Долорес смогла позволить себе выходить на работу только три дня в неделю по пять часов в день и иметь два отпуска в год. Рождество она обычно проводила на каком-нибудь горнолыжном курорте в Альпах, а каждый апрель или май уезжала куда-нибудь, где потеплее. Один раз на Пасху она была в Риме. Побывала она и во Флоренции, а еще в Испании, Португалии и на юге Франции.

Рои обычно спрашивала у Харри Хукстры совета — куда ей поехать в отпуск. Разве не он читал без числа книги о путешествиях? И хотя Харри никогда не бывал в тех местах, куда хотела поехать Рои, он собирал информацию обо всех отелях; Харри знал, что Рои предпочитает останавливаться в «умеренно дорогих» отелях. Еще он знал, что, хотя поездки в теплые места для нее важны, большее удовольствие она получает от горнолыжных курортов на Рождество; хотя она взяла несколько частных уроков катания на горных лыжах, но так и осталась на уровне начинающей. По окончании урока полдня она каталась одна, но только до тех пор, пока не встречала кого-нибудь. Рои всегда кого-нибудь встречала.

Она говорила Харри, что ей забавно знакомиться с мужчинами, которые не знают, что она проститутка. Иногда ей попадались богатые молодые люди, которые катались вовсю, а гуляли и пуще того; чаще это бывали уравновешенные, даже угрюмые мужчины, едва перешагнувшие уровень начинающих. Особенно она питала склонность к разведенным отцам, которые могли проводить со своими детьми только каждое второе Рождество. (Обычно соблазнять отцов, которые приезжали с сыновьями, было легче, чем отцов с дочерьми.)

Видя в ресторане мужчину с ребенком, Рои всегда испытывала щемящее чувство. Часто они молчали, а если говорили, то разговор был неловкий, обычно о горных лыжах или еде. Рои видела на лицах отцов какое-то одиночество, отличавшееся от одиночества, которое она видела на лицах своих коллег-проституток на Бергстрат, но в то же время и схожее с ним.

А роман с отцом, путешествующим со своим ребенком, всегда был приключением деликатным и тайным. Как женщина, у которой в жизни было маловато настоящих романов, Рои верила, что деликатность и таинственность усиливают сексуальное напряжение; и еще не было в жизни ничего, сравнимого с той осторожностью, которая требовалась, когда нужно было принимать во внимание чувства ребенка.

— А ты не боишься, что эти ребята захотят приехать к тебе в гости в Амстердам? — спросил Харри. (В тот год она была в Церматте.)

Но только один из них как-то настоял на своем и приехал к ней в Амстердам. Обычно ей удавалось смирять их пыл.

— А что ты им говоришь — чем ты занимаешься? — спросил ее в другой раз Харри. (Рои тогда только что вернулась из Понтресины, где она познакомилась с мужчиной, который вместе с сыном останавливался в «Бадрутс паласе» в Сент-Морице.)