Мужчины не ее жизни

Он принялся крутить педали своего велосипеда в сторону Бергстрат — последнего пункта своего назначения. Ему пришлось дождаться, когда Аннеке Сметс закончит с клиентом. Рои в завещании оставила свою комнату с окном Аннеке. Возможно, это помогло молодой толстушке преодолеть зависимость от героина, но роскошь владения комнатой Рои сильно повредила диете Аннеке. Она так растолстела, что уже не влезала в свой кожаный топ.

— Мне нужно войти, — сказал Харри проститутке, хотя обычно он предпочитал разговаривать с ней под открытым небом; ему никогда не нравился запах Аннеке.

Время сейчас было позднее, а когда Аннеке заканчивала работу и отправлялась домой, пахло от нее ужасно.

— Это деловой визит, Харри? — сказала молодая толстушка. — По твоему делу или моему?

Сержант Хукстра показал ей фото автора.

— Это она. Кто она такая? — спросила Аннеке.

— Ты уверена?

— Конечно я уверена — она это. Но зачем она тебе? У тебя уже есть убийца.

— Доброй ночи, Аннеке, — сказал Харри.

Но, выйдя на Бергстрат, он увидел, что кто-то украл его велосипед. Это маленькое разочарование хорошо вязалось с отсутствием ямайской проститутки, которой по-прежнему не было на месте. Какое это имело значение? У Харри впереди был весь завтрашний день: времени достаточно, чтобы закончить новый роман Рут Коул и купить новый велосипед.

В Амстердаме за год случалось двадцать или тридцать убийств, большинство из которых совершали иностранцы, но каждый раз, когда полиция чистила один из каналов (в поисках трупа), там находили сотни велосипедов. Кража велосипеда ничуть не обеспокоила Харри.

Около отеля «Бриан» на Сингеле в комнатах с окнами сидели девушки — никогда раньше девушек в окнах там не было. Новые «нелегалки» — но у Харри сегодня был выходной; он не стал трогать девушек, а зашел в «Бриан», чтобы попросить портье вызвать ему такси.

Пройдет год, и полиция обрушится на «нелегалок»; скоро по всему кварталу красных фонарей зазияют пустые окна. Может быть, в окнах снова будут работать нидерландки. Но к тому времени Харри уже будет на пенсии — больше это его уже не волновало.

Вернувшись в свою квартиру, Харри растопил камин. Ему не терпелось продолжить чтение романа Рут Коул. С помощью скотча сержант Хукстра прилепил фотографию Рут на стене рядом со своей кроватью. Он продолжил читать; на стенах и потолке мелькали отблески пламени; он лишь изредка поднимался с кровати, чтобы подбросить дров в камин. В мигающем свете взволнованное лицо Рут казалось Харри живее, чем на заднике ее книги. Он видел ее целенаправленную спортивную походку, ее настороженное присутствие в квартале красных фонарей, когда он следил за ней сначала с мимолетным, а потом с новым интересом. Харри вспомнил — у нее были замечательные груди.

Наконец, пять лет спустя после гибели своей приятельницы, сержант Хукстра нашел свидетеля.

Эдди О'Хара влюбляется снова

Что касается четвертого и, судя по всему, последнего романа Алис Сомерсет в серии про Маргарет Макдермид — «Макдермид, на покое», — то если Харри Хукстра был разочарован концовкой, для Эдди О'Хары она стала тяжелым ударом. И дело было не только в том, что Марион написала о фотографиях своих потерянных мальчиков («Она надеялась, что когда-нибудь ей достанет мужества уничтожить их»). Еще более угнетала его обреченность ушедшего на покой детектива. Отставной сержант Макдермид оставалась перед фактом безвозвратной потери мальчиков. Марион отказывалась от попыток вдохнуть хотя бы вымышленную жизнь в смерть своих мальчиков. Судя по всему, Алис Сомерсет заканчивала свою писательскую карьеру; Эдди О'Хара воспринял «Макдермид, на покое» как заявление об уходе на покой и писателя Марион.

В то время Рут сказала Эдди: «Многие люди уходят на покой задолго до семидесяти двух».

Но с тех пор прошло уже четыре с половиной года, и осенью 95-го от Марион не было никаких известий — Алис Сомерсет так и не написала или, по крайней мере, не издала новой книги — и как Эдди, так и Рут вспоминали теперь Марион гораздо реже, чем прежде. Иногда Эдди казалось, что Рут списала мать со счетов. Но разве можно было ее за это обвинять?

Рут была, безусловно (и заслуженно), сердита — ни рождение Грэма, ни первые годы его жизни не побудили ее мать вернуться. Не увидели они Марион и после смерти Алана год назад, смерти, которая могла бы дать Марион повод выйти из небытия и принести свои соболезнования.

Хотя Алан никогда не был религиозен, он оставил очень точные и конкретные указания касательно того, что нужно делать в случае его смерти. Он хотел, чтобы его кремировали, и просил развеять его прах на кукурузном поле Кевина Мертона. У Кевина, их вермонтского соседа и хранителя дома Рут во время ее отсутствия, было замечательное холмистое поле, на которое открывался вид из главной спальни дома.