Мужчины не ее жизни

— Расскажи мне об этой аварии, — сказал он. — Я хочу сказать, ты знаешь, как это случилось? В этом была чья-то вина?

За секунду до этого он чувствовал, как у его виска, прижатого к груди Марион, пульсирует ее сердце. Но теперь Эдди показалось, что сердце Марион остановилось. Когда он поднял голову и заглянул ей в глаза, она уже поворачивалась к нему спиной. На этот раз ее плечи не сотрясались вовсе, спина была напряжена, плечи широко раздвинуты. Он обошел кровать и встал на колени перед ней, заглянул в ее глаза — они были открыты, но не видели его; ее губы, которые во сне были припухлыми и чуть приоткрытыми, теперь сузились и закрылись.

— Извини, — прошептал Эдди. — Я больше никогда не буду у тебя спрашивать.

Но Марион осталась такой, какой была: ее лицо — маска, ее тело — камень.

— Мама! — позвала Рут, но Марион не услышала ее — она даже не мигнула. Эдди замер, ожидая, что сейчас по полу ванной зашлепают детские ножки, но девочка осталась в кровати. — Мама? — крикнула она теперь не так решительно. В ее голосе слышалась тревожная нотка.

Эдди, голый, на цыпочках подошел к ванной. Он намотал себе на талию ванное полотенце, сделав на сей раз выбор лучший, чем абажур. Потом, стараясь не издавать ни звука, Эдди начал отступать в направлении коридора.

— Эдди? — раздался голос девочки, перешедшей теперь на шепот.

— Да, — покорно ответил Эдди.

Он затянул на себе полотенце поосновательнее и босиком прошел через ванную в комнату Рут. Эдди подумал, что это новое состояние Марион, чуть ли не клиническое, напугает четырехлетнюю девочку еще больше.

Когда Эдди вошел в комнату, Рут неподвижно сидела на кровати.

— Где мама? — спросила его девочка.

— Она спит, — солгал Эдди.

— А-а, — сказала девочка. Она взглядом указала на полотенце на талии Эдди. — Ты принимал ванну.

— Да, — снова солгал он.

— А-а, — сказала Рут. — Но что же мне тогда снилось?

— Что тебе снилось? — с дурацким видом повторил Эдди. — Откуда же я знаю. Мне же твой сон не снился. Так что тебе снилось?

— Расскажи мне, — гнула свое девочка.

— Но это же твой сон, — сказал Эдди.

— А-а, — сказала Рут.

— Хочешь попить водички? — спросил Эдди.

— Хочу, — ответила Рут.

Она ждала, пока он пропускал воду, чтобы была холодная, потом он принес ей чашку. Возвращая ему чашку, она спросила:

— Где ножки?

— На фотографии, где и всегда, — ответил ей Эдди.

— Но что с ними случилось? — спросила Рут.

— Ничего с ними не случилось, — заверил ее Эдди. — Хочешь их увидеть?

— Да, — ответила девочка. Она протянула руки, ожидая что он возьмет ее, и он поднял ее с кровати.

Вместе они пошли по неосвещенному коридору, ощущая бесчисленное разнообразие выражений на лицах мертвых мальчиков, чьи фотографии, к счастью, были скрыты полутьмой. В дальнем конце коридора лампа в комнате Эдди светила ярко, как маяк. Эдди занес Рут в ванную, где они молча посмотрели на фотографию Марион в отеле «Дю Ки-Вольтер».

Наконец Рут сказала:

— Это было рано утром. Мама только что проснулась. Томас и Тимоти заползли под одеяло. Папа сделал фотографию — во Франции.

— Да, в Париже, — сказал Эдди. (Марион сказала ему, что отель стоит на берегу Сены. Марион тогда в первый раз была в Париже, а мальчики — в единственный.)

Рут показала на большую из босых ног.

— Томас, — сказала она. Потом показала на меньшую и стала ждать, что скажет Эдди.

— Тимоти, — догадался Эдди.

— Верно, — сказала четырехлетняя девочка. — Но что ты тогда сделал с ножками?

— Я? Ничего, — солгал Эдди.

— Это было похоже на бумажки. Полоски бумажки, — сказала ему Рут.

Ее глаза принялись обшаривать ванную; она заставила Эдди поставить ее на пол и заглянула в корзинку для мусора. Но с того вечера, когда Эдди выкинул туда полоски, горничная много раз убирала комнату. Наконец Рут протянула руки Эдди, и он снова поднял ее.

— Надеюсь, больше этого не случится, — сказала четырехлетняя девочка.

— Может, это и не случалось, может, тебе это приснилось, — сказал ей Эдди.

— Нет, — ответила Рут. — Это была бумажка. Две полоски.

Она не сводила сердитого взгляда с фотографии, словно говоря ей — ну, изменись! Много лет спустя Эдди О'Хара ничуть не удивился, узнав, что как писательница Рут Коул следует реалистической традиции.

Наконец он спросил у девочки:

— Ну, ты не хочешь вернуться в кровать?

— Хочу, — сказала девочка, — только возьми фотографию.

Они пошли по темному коридору, который теперь казался еще темнее, — слабый свет ночника из хозяйской спальни лишь едва пробивался сюда через открытую дверь комнаты Рут. Эдди нес девочку, прижимая ее к груди. Оказалось, что нести ее в одной руке тяжело — в другой он держал фотографию.

Он положил Рут в кровать, а фотографию Марион в Париже поставил на комод лицевой стороной к Рут, но девочка сказала, что фотография слишком далеко и ей плохо видно. В конечном счете Эдди поставил фотографию на скамеечку в изголовье кровати. Это устроило Рут, и она скоро заснула.