Мужчины не плачут

Он ее сразу даже не заметил.

А потом он услышал голос:

— А ну-ка, подайте мне голову холопа Ваньки Серебряного…

Маше было страшно. Так страшно, что не оставалось сил выдернуть свое ставшее вдруг по-ватному мягким тело из княжеского кресла. Нужно было что-то делать, а не сидеть вот так, дура дурой, вжав голову в плечи. Нужно хоть что-нибудь сказать.

От страха язык прилип к нёбу, стал сухим и неповоротливым, но она все-таки попробовала. Ее робкое «извините» получилось неубедительным. Маша даже не была уверена, что Его Княжество ее расслышал.

Он расслышал. Обошел кресло, присел на край своего рабочего стола, уставился на нее холодными, равнодушными глазами.

— Лихо начинаете, э… Мария Андреевна. Первый день на работе — и уже такие запросы. — Его голос был отстраненно-равнодушным, таким же равнодушным, как и его глаза, но Маша вдруг поняла — он не сердится. Нет, сердится, конечно, но лишь самую малость. Той испепеляющей ярости, с которой она столкнулась при их первой встрече, не было и в помине. Это радовало, это вселяло надежду, что босс не убьет ее на месте и, может, даже не уволит.

— Прошу прощения, — покаянно пробормотала она.

Князь Серебряный отмахнулся от ее покаяний, как от назойливой мухи.

— Что вы тут делаете?

— Где? — Дурацкий вопрос, глупее вопроса она и придумать не могла.

— Что вы делаете в моем кабинете? — Сегодня ее новый босс был сверхтерпелив.

— Стираю пыль.

— Стираете пыль своим задом с моего кресла?

— Нет, своим рукавом с вашего стола. — От пережитого стресса она вдруг стала наглой и легкомысленной.

С ней так бывало — в ситуациях, когда нужно раскаяться, посыпать голову пеплом и молчать в тряпочку, на нее что-то находило. Какая-то неподдающаяся логическому объяснению безрассудность. Маша считала, что это из-за ее ярко выраженной трусости. В критической ситуации она отпускала вожжи и предоставляла темной лошадке Судьбе возможность нести себя куда угодно, лишь бы подальше от этой самой критической ситуации. А когда ты больше не держишь вожжи, уже не твоя проблема, куда именно тебя вынесет. Можно резать правду-матку, говорить глупости, дерзить и не заботиться о сохранении лица. Это уже потом, оказавшись где-нибудь на обочине или в сточной канаве, можно начать убиваться из-за своего безрассудства, а пока… Эх» залетные!..

К слову, отпускала вожжи она не так уж часто, да и темная лошадка была до сих пор к ней снисходительна.

— А что помешало вам взять тряпку? — В голосе князя Серебряного послышалась легкая заинтересованность.

— Я ее не нашла.

— И решила воспользоваться своим рукавом?

— Это я фигурально выразилась.

— Ясно.

В кабинете повисла тишина.

— Я пойду? — Маша сделала робкую попытку извлечь свое непослушное тело из княжеского кресла. Со второй попытки ей это удалось.

Она слишком поздно поняла, в какую ловушку попала. Позади — кресло, массивное, с места не сдвинуть. Спереди — Его Княжество…

Он и не подумал посторониться, так и остался сидеть на столе, в упор разглядывая ее своими холодными, равнодушными глазами.

Ну, может, не совсем равнодушными…

Недосуг Маше разбираться в тонкостях его взгляда. Ей бы побыстрее ноги унести.

— Вы уже закончили? — спросил князь Серебряный.

— Что? — вздрогнула она.

— Стирать пыль.

— Кажется, да.

Его Княжество был слишком близко, чтобы она могла нормально соображать. Как можно нормально соображать, когда их разделяют какие-то пара сантиметров, когда она чувствует запах его лосьона после бритья, когда их дыхание смешивается и ей приходится вдыхать воздух, одуряющее пахнущий мятой?.. Не то чтобы Маше было все это неприятно: его дыхание и его близость. Просто стало бы намного лучше, если бы он наконец дал ей пройти.

— Пыль вытирает уборщица. — Запах мяты усилился.

Чтобы не смотреть ему в глаза, Маша сосредоточилась на узле галстука — идеальный узел, ничего не скажешь.

— Я нанимал вас на должность уборщицы? А, Мария э… Андреевна?

— Нет, вы нанимали меня на должность секретаря. — Узел больше не казался ей таким уж идеальным, а от запаха мяты начала кружиться голова.

— Тогда мне непонятно ваше рвение.

Она никак не могла взять в толк, издевается он или говорит серьезно.

— Круг моих должностных обязанностей был недостаточно четко очерчен. Вот я и решила…

— Вам не надо ничего решать. За вас буду решать я. И я повторяю: пыль — не ваша забота.

— А что моя забота? — Узел разонравился Маше окончательно, и она наконец решилась поднять глаза выше.

Ее ждало неожиданное открытие. Чего она никак не ожидала увидеть, так это наивной ямочки на волевом, гладко выбритом подбородке. У такого мерзкого типа, как ее новый босс, не должно быть ямочки на подбородке, от него не должно пахнуть мятой, и вообще… Он жено-, собако— и детоненавистник. Вот!

— На что вы там уставились? — Теперь в его голосе отчетливо слышалась насмешка.

— Ни на что.

— Тогда извольте выслушать вводный инструктаж.